В суждении о том, что природа женщины априори греховна, несомненно, есть доля истины, и особенно она проявляется весной. Вот Ленин определял материю как объективную реальность, данную нам в ощущениях. Похоже, что на его материализм повлияло апрельское рождение: весной, знаете ли, объективная реальность начинает носить юбки и оголять плечи. Если бы он родился зимой, то пресловутая реальность давалась бы нам исключительно в исступленных фантазиях.
Женщина всегда приковывает к себе внимание. И конечно, если она красивая, то мало кто в силах побороть соблазн полюбоваться ей.
Красивая девушка – это общее достояние. Как и суждение об этом – общее место. А значит, и грех, вызываемый ее красотой, не индивидуальный – то есть не остающийся на совести конкретного человека, – а массовый. Очевидно, что именно этой логикой руководствовалась инквизиция, сжигая миловидных девушек на основании мужского подозрения в ее ведовстве. Раз, дескать, очаровывает, да еще и не только одного меня, рассуждает правоверный католик, стало быть, запудрила голову, околдовала. Куда еще, как не на костер, ее, нерадивую, отправлять?
Конечно, ни один мужчина, будь он трижды награжден званием высоконравственного человека, не признается в своей вине. Ей-богу, это просто невозможно. Правила морали установлены мужчинами, для мужчин, и мужчинами же корректируются по необходимости. Кажется, женщин забыли спросить – хотя в то время, когда эти правила придумывались, у женщин просто не было права голоса. Они же красивые, небесные, сияющие, но вот словом «разумные» едва ли их назовет многомудрый мужчина.
Однако ни разум, ни ум отчего-то не удерживает мужчину от прелюбодеяния. Казалось бы, если ты обладаешь столько высокоинтеллектуальной организацией, столько расчетлив в своих поступках, то как же ты можешь быть так безвольно падок на низменные страсти? Ответ, разумеется, последует: это виноваты не мы, это виноваты женщины.
Из-за чего началась пресловутая Троянская война? Из жажды наживы – это да. Но ведь было еще и уязвленное чувство собственничества. Прекрасная Елена, жена Менелая, взяла и сбежала со своим любовником в Трою. Война фактически началась из-за безрассудного поступка женщины. Может быть, иной мудрец глазами сегодняшнего дня увидит в том сарказм, но для древних греков это было однозначным приговором. Елена – виновница. Например, в трагедии Еврипида «Троянки», действие которой происходит после войны, Менелай вновь встречается со своей женой, но в этот раз, чтобы судить ее. Впрочем, она желает оправдаться. И пусть Менелай жаждет не разговора, а приговора, неуловимый закон драматургии все же дает ей слово. И что она говорит? Как оправдывается? Виной тому – воля богов!
Твоя ль рука казнит меня за то, что
Я уступила силе, и за мой
Единственный венец, за горечь рабства?
Иль точно ты задумал быть сильней
Самих богов? Какое ослепленье!..
Неоспоримо: пророчество освобождает от моральной ответственности. А если тебе еще и напророчили изменить, то как можно не поддаться столь притягательному пороку, ведь все равно прелюбодеяние будет лежать вне юрисдикции твоей совести?!
2
Почему же за столько лет, покуда существует порок прелюбодеяния, он окончательно не был истреблен? Ежели он признается всеми аморальным и безнравственным, разрушающим семьи и порой людские судьбы, как же рассудительные граждане еще не смогли его приструнить?
Видимо, на стороне прелюбодеяния все-таки хорошие адвокаты. И один из них – вероятно, самый статусный – это соблазн. Будь ты добропорядочным семьянином, любящим свою жену, а контролировать свой взгляд не в состоянии. Дай только жене отвернуться, как взгляд немедленно упадет на красивую блондинку! Или брюнетку – кому что по душе. И дело тут не в том, что в такие моменты безнадежно слепнет разум (хотя он конечно же слепнет), а в том, что инстинкт выступает на передний план. Хочется же всегда чего-то новенького. И в физическом, и в духовном смысле. А то ведь и рассказать друзьям нечего. Интрижка на стороне – не только гарантия долгосрочных отношений в семье, но и благодатная почва для хвастовства. Пусть и в узком кругу друзей. Пусть и шепотом, чтобы никто не услышал. Пусть и в атмосфере таинственной секретности. О чем бы еще писали остроумные французы в своих романах, если бы гордые и независимые мадам не решались на адюльтер? А так – тотчас же воображение воспылало у Мопассана, у Золя, у Флобера, и вот уже французская литература вырывается вперед по смелости высказывания и свежести ощущений. И радует прежде всего то, с каким достоинством женщины высокого света выходят из двусмысленных ситуаций – подумаешь, измена, честь рода ценится выше каких-то бесхитростных заигрываний. Да и всегда можно отыскать тысячу оправданий для своих тайных забав.
– Тебя слишком долго не было дома!
– Мне было так одиноко.
– Меня, кажется, обманули.
– В моей семье все так поступали.
Как это злободневно и по-французски: когда все обо всем знают, но робко молчат. Вернее, молчат за столом, ловко жонглируют намеками в светских салонах и как вкусно отрываются в своих литературных произведениях!
3
Но как можно обходить вниманием очевидный факт? Если в семье нет любви, то прелюбодеяние не то чтобы порок смертельный, а скорее порок необходимый. Аристократические фамилии прошлого в бездумном бегстве за своей знатностью и наследием, увы, забывали о настоящих чувствах. Вот и получалось: замуж выдавали не по любви, а по расчету. Браки, конечно, были крепкие – во всяком случае, разводов было не так уж и много. Но отсутствие разводов компенсировалось наличием любовников. Женщины – опять приходится их корить! – только и делали, что водили за нос своих супругов. Анной Карениной и мадам Бовари примеры ловких измен не исчерпываются. У Стендаля в «Красном и черном» тема измены не играет особой роли. Роман, в конце концов, написан не про это, а про самовлюбленного юнца Жюльена Сореля, колеблющегося на пути к славе между карьерой священника или военного. Но измена, впрочем, случается, и, разумеется, во вине героя.
У Жюльена есть несколько достоинств, из которых самое удивительное – это знание наизусть Нового Завета. Этим знанием он щеголяет без меры и, кажется, вполне успешно. Ведь, как сказано в одном из эпиграфов в романе, «Мало-мальски живая мысль кажется дерзостью, настолько привыкли здесь к избитым и плоским речам».
Собственно, попав в дом к господину де Реналю, Жюльен берется обучить его сына наукам и искусствам. Однако параллельно влюбляет в себя его жену. И как ей не влюбиться? Муж-то явно не оригинал!
