А как вино помогает расцветать любви – тут и говорить не приходится. Будучи пьяным, ты влюбляешься в человека очень быстро, несмотря на то, являются ли твои намерения искренними или нет. Говорят же: пьяный никогда не врет. Он, в общем, и не способен в таком состоянии к искусной лжи. И как тут понять: его признания в любви честные или нет? С одной стороны, да, но, с другой, способен ли он повторить это трезвым? Не все так однозначно.
Впрочем, разговоры об искренности слов напоминают лживую схоластику. В душу человека не заглянешь. Да останутся же его поступки на его же совести.
Другой момент – восприятие. Несомненно, алкоголь облегчает коммуникацию. Когда пара хочет провести действительно теплый и романтический вечер, она не отказывает себе в желании сопроводить его распитием горячительных напитков. Это в сознании обывателей романтика ассоциируется с цветочками и стихами. На самом же деле без глотка вина никакие цветы и стихи совершенно никому не нужны. Спросите у поэтов – они лучше всех знают, из какого сора растут стихи, не ведая стыда.
3
Особая забава – писать эпитафии пьяницам. Сам образ жизни благоприятствует этому. Жизненный путь пьяницы ярок, но весьма краток. Здоровье не допускает избыточного озорства. В состоянии опьянения человек становится настолько смелым, что теряет всяческие представления о самосохранении. Хорошо, когда это происходит на войне, а вот в повседневной жизни совсем не к месту.
Вот, например, эпитафия утонувшему пропойце, которую написал французский писатель Жак Дю Лоран:
Тот в сей могиле погребен,
Кто был пропойца беспримерный.
В какого бога верил он?
В того, чей храм зовут таверной.
Когда походкою неверной
Он из таверны в поздний час
Брел, вдохновенных мыслей полон,
И в луже по уши увяз,
То в первый и в последний раз
Свое вино водой развел он.
Знаменитый правитель Дарий, проводивший немало времени на пьяных пирах, распорядился написать над своей могилой: «Я умел много пить и легко это переносить». И в этом он был действительно неповторим. Последствия пьянства – это не только смерть. Смерть – лишь самый худший исход. Но, в сущности, результаты никогда не приносят радости. Уметь легко переносить последствия – весьма ценный навык, однако присущий не всем. Головные боли, слабость, отсутствие воли к жизни – все это сопутствует тому эмоциональному фону, который возникает на следующее утро после пышной пирушки.
Так, со слов античного мыслителя Феопомпа, мы знаем, что тиран Дионисий Младший испортил зрение из-за вина. А Теофраст рассказал о друзьях тирана – мол, дабы обрести расположение Дионисия Младшего, они тоже прикидывались слепыми. Их так и прозвали – Дионисиевы льстецы.
Древние вообще любили пить вино – им просто ничего не оставалось делать. Вода в регионе была не сказать чтобы чистой, приходилось смешивать с вином, дабы появлялась возможность утолить жажду. Они пили вино утром, днем и вечером. В таком свете и неудивительно, что, например, древние греки придумали поэзию и философию. Под вином не только такое сочиняется. Но если вернуться к теме смерти, которая претенциозно преследует злоупотребляющих алкоголем, то можно вспомнить историю, как появилось выражение «малый не промах».
Ни один словарь в данном случае не поможет – все они не ссылаются к первоисточнику. А вот в «Пире мудрецов» Афинея рассказывается случай, как однажды на задорном пиру паренек по имени Промах решил на спор выпить больше всех вина. Греки, как известно, большие спорщики: состязаются то в спорте, то в драматургии, то в судебном процессе. А иной раз могут и в таком славном деле, как распитие вина! Промах отважился выпить больше всех, но замысел свой не реализовал. Выпить-то он выпил, и много, да на месте и помер. Но уже потом – много лет спустя – находились смельчаки, которые могли выпить столько же, сколько и Промах, и при этом отнюдь не умереть. Про таких-то людей и стали говорить «Малый не промах».
Это ведь кажется, что обрести состояние искаженного сознания – это весело и не ведет ни к каким последствиям. Увы, организм с этим утверждением решительно не согласен. Считается, например, что пьяные мужчины расположены к похоти. Во всяком случае, любая женщина, которая ходила раз в жизни на корпоратив, убеждалась в этом: мужчины так и норовят обнять, поцеловать, затащить в туалет. Объясняется это так же просто – элементарной человеческой природой. Какая задача у мужчины? Оставить потомство. Причем чем больше, тем лучше. Но зов природы разумный представитель рода человеческого научился приглушать. Постыдно, в конце концов, скатываться в скотство. Есть же науки и искусства – там много в мире чего не познанного. А тут жалкая похоть. Однако если усиленно налегать на алкоголь, то эффект обратный: разум выходит покурить, и остаются лишь инстинкты. Они-то и говорят мужчине: парень, ты уже не соображаешь, что делаешь, ты на грани смерти, либо сейчас ты оставишь свое потомство, либо никогда. Шаг за шагом поведение мужчины начинает изменяться, и из обходительного джентльмена он превращается в агрессивного насильника.
В античном трактате Батона «Обманщик» есть такой сюжет: отец обрушивается гневом на раба-педагога за то, что тот научил его сына всяческим непристойностям. Презабавный диалог:
– Подлец! Забрав мальчишку, ты сгубил его.
И в жизни путь внушил, совсем не свойственный
Его натуре. Вот и пьянки ранние,
Чего с ним доселе не водилося.
– Хозяин, не бранись: умеет мальчик жить.
– И это жизнь?!
– Та к утверждают мудрые:
Сам Эпикур сказал, что удовольствие
Есть благо величайшее. Его ж нельзя
Никак поймать иначе – только вольностью:
Сам будешь счастлив и других порадуешь!
– Скажи, ты видел пьяного философа
Хоть одного, всем этим обольщенного?
– Да всех! Они хоть важно лоб наморщивши
Разгуливают, спорят и, подумаешь,
Рассудок ищут, как раба сбежавшего;
А только рыбку перед ними выставишь —
Уж знают за какую взяться «топику»,
И «сущность» так тебе ее разделают,
Что все вокруг дивятся многоумию.
4
Впрочем, традиция прославлять вино за его философские качества давняя. И если бы смерть пугала поэтов, наверное, они навечно замолчали. Но, похоже, звериный оскал смерти не так уж страшен, когда ты пьян, ведь вино прочно ассоциируется с жизнью. Персидский поэт Омар Хайям посвятил вину столько строчек, сколько, кажется, в мировой поэзии никто не посвящал.
