С длинного зазубренного лезвия срывались тягучие капли
крови. Они исчезали в широкой луже, что подступала к подошвам его сапог, но
острие грозно смотрело, казалось, каждому прямо в лицо.
Мечи, топоры и даже ножи посыпались, как в грозу спелые
груши. Олег помедлил, его рука с отвращением отшвырнула меч, он отступил,
сколько крови в этом разрубленном теле, за спиной завопили придавленные, когда
стена зевак разом отшатнулась, давая ему дорогу.
Он намеревался исчезнуть как можно незаметнее, уже смутно
догадываясь, что хоть и ученый вроде, а дурак редкостный, кто же отпустит героя
без пира в его честь, и тут же знатные бояре, пока воевода сгонял пленных в
кучу, подхватили под руки, пусть не совсем белые, подвели к княжне.
От него ждали то ли поклона, то ли еще чего, он не знал,
потому вежливо поклонился:
— Прости, светлая княжна, я как-то шел мимо... Может быть,
это у вас игра такая, а я влез как медведь.
Ее красивые глаза расширились. Алые щечки заалели ярче, она
вскрикнула удивленно и счастливо:
— Шел мимо? Не скромничай!.. Уж мы-то знаем, через сколько
гор, лесов и рек приходится пройти герою, прежде чем одолеть злодея!
Да какие горы, вертелось на языке, злодеи и так на каждом
шагу. Бей хоть вслепую, все равно прибьешь либо злодея, либо вора. Сказал
вслух:
— Прости, но все вышло случайно. Он же чуть на меня конем не
наехал.
Бруснильда оглянулась, хлопнула в ладони. Звонкий голос стал
властным и сердитым:
— Где конь Крутогора?.. Привести в дар герою!.. Как и все
доспехи, оружие, его одежду.
Воевода буркнул:
— По одежке встречают, коли рожа крива. А ему-то зачем?
Мужчина должон быть страшный, лохматый и потный.
Олег сказал горячо, чувствуя поддержку:
— Зачем одежка с мертвяка? Да и железо теперь разве что в
кузницу. На подковы или еще что...
Один из старых бояр наклонился к ее уху, пошептал, указывая
глазами то на Олега, то на лужу крови, что осталась после того, как уволокли
сраженного. Княжна милостиво кивнула:
— Да-да. Ты прав. Объяви, что на три дня все освобождаются
от работ и мыта. Везде пляски и песни, скачки и состязания! Княжество избавлено
от смертельной угрозы, завтра с утра пир! Для простого люда выставить столы на
площадь, из подвалов выкатить бочки с вином! А на столы трое суток подавать из
княжеских запасов!
Со стен города гремели трубы, созывая народ на праздник. Не
простые из дерева, разбитого молнией, здесь эти трубы называют трембитами, не
из рогов, а из блестящей меди, звонкоголосые и радостные.
«Я прошел, — подумал Олег, — огонь и воду, как говорил Мрак.
А сейчас, похоже, настал черед медных труб. А это потруднее, потому что как-то
рука не поднимается... ну... Отказаться — это же плюнуть этим добрым радостным
людям в суп и уйти по своим делам, которых они не понимают. И не поймут».
Это для него так важно научиться чародейству или хотя бы
колдовству, а для них смертельная обида, если откажется стать у них князем!
Кому нужны какие-то знания, умения, когда уже бери и пользуй!
Его усадили в кресло на помосте рядом с креслом княжны, двое
бояр стояли за спиной, положив дряблые ладони на его широкие плечи. Не удержат,
конечно, но как-то неловко вскочить, обидеть старых людей...
Княжну отвел в сторонку воевода, быстро и торопливо
нашептывал что-то, указывал в сторону гор и часто чиркал пальцем по горлу. Еще
один боярин, с недовольным и обрюзгшим лицом, зашел к княжне с другой стороны,
пошептал на ухо. В сторону Олега не смотрел, но тот чувствовал, что говорят о
нем. Княжна досадливо отмахивалась, боярин настаивал, подозвал еще двоих,
втроем убеждали, доказывали, наконец княжна с неудовольствием сказала:
— Хорошо, хорошо!.. Это можно спросить... Но, предупреждаю,
каков бы ни был ответ, это ни в коей мере не повлияет на мой выбор!
Боярин развел руками, а она подошла к Олегу, нежно заглянула
в его напряженное лицо:
— Витязь, тебя что-то тревожит?
— Да так, — промямлил он. — Ничего серьезного.
«Да разве это серьезно, — подумал несчастливо, — что опять
надо удирать от женитьбы, от женщин. Пора бы уже и наловчиться. Могло бы войти
в привычку...»
— Тогда скажу... Наш золотой сокол никогда не ошибается!..
Он не случайно, облетев не только наш город и узрев с высоты все княжество, все
же направил полет к тебе...
— Он всего лишь птица.
— Птица чародеев, — возразила она. — Он чувствует самых
сильных и отважных...
«Дура птица, — подумал он с отвращением. — Уж меня-то
отважным назовет только слепой». Но вслух ответил:
— Народу было много. Мог сбиться.
— Нет, — живо возразила она. — Сокол выбрал правильно. Но
почему, когда уже готов был сесть тебе на плечо... вдруг отпрянул?
— Спугнули, — предположил он. — Как сейчас помню, мой сосед
хотел почесаться, вскинул руку... ну и спугнул.
Она сказала презрительно:
— Так можно спугнуть муху, но не сокола. Нет, он трижды тебя
выбирал и отпрядывал трижды...
Олег почувствовал, что забрезжила надежда как-то отбояриться
от боярства и даже княжения:
— Издали он решил, что я такой и есть, сверху ж не все
видно, а слетел ниже, увидел правду... ну, его и долбануло, как оглоблей. Он
еще герой, другая бы птица, попроще, вообще бы лапы кверху!
— Какую правду? — спросила непонимающе, ее серые глаза
впились в него с такой настойчивостью, что в самом деле могла бы рассмотреть в
нем того, кто ширял над ночными облаками. — Разве ты... это не ты?
— Мы все не такие, какими нас видят, — сказал он неуклюже,
умолк, потому что даже самому не все казалось понятно, почему себя видишь так,
а другие тебя зрят иначе, ждут от тебя чего-то. — Может быть, эта пташка
увидела больше?
Она ответила с достоинством и гордостью владельца чудесной
птицы:
— Да, потому ее и запускаем. Но слова твои непонятны...
Может быть, тебя слишком сильно по голове стукнули?
Воевода смотрел ревниво, сопел сочувствующе. Не утерпел,
вмешался:
— Крутогор его даже ни разу!
— Не сейчас, а раньше, — живо возразила она. — Не мог же
такой герой дойти до терема, ни разу не подравшись? Они же все дерутся. Чем
сильнее, тем дерется больше. Вот и дошел до нас уже стукнутый.
Воевода сказал твердо:
— Стукнутый или не стукнутый, какая разница? Для мужчины это
не важно. Отныне он щит и меч княжества. А что стукнутый, так даже лучше. Не до
пиров и бесед будет. Стукнутые только и думают, как бы стукнуть других, днюют и
ночуют на кордонах, супротивников ищут...