На Олега смотрели ярко-синие глаза, которые он каждый день
встречал в родной деревне, а по-следний раз видел... когда он расстался с
бедным дударем?
Волхв был грустен, зеленые колдовские глаза не отрывались от
оранжевых язычков огня. Крупные багровые угли светились изнутри, там что-то бегало,
исчезало, появлялось, выстреливало короткими острыми, как у молодой змеи,
язычками.
Лицо Колоксая побледнело, черты стали резче, словно провел
ночь без сна, но голос прозвучал так, словно разговор не прерывался:
— Я не передумал, волхв!
После ночного бдения на лбу появилась первая морщинка, а
складки у губ стали тверже.
— Ты уверен?
— Человек, который умеет так зажигать огонь... он сможет
чему-то научить.
— Я ж говорю, — ответил Олег тоскливо, — что иногда важнее
загасить... или воздержаться от огня. Но это, как я вижу, слишком сложно для
тебя. Зато для меня еще сложнее. Я тоже хочу много и сразу... Ладно, седлай
своего коня... Хотя не понимаю, зачем этот с четырьмя ногами? Мы пешком.
Колоксай с великим сожалением оглянулся на своего белоснежного
красавца. Тот, неловко переступая спутанными ногами, передвигался вдоль
зеленого кустарника, срывал листья, хрустел, косил в их сторону удивленным
коричневым глазом.
— А может, — предложил Колоксай без всякой надежды, — и тебе
коня? Какая разница, где мыслить? К тому же на коне мыслить труднее, а значит —
мелкие проскочат, а крупную мыслю заметишь. Да и когда сильно трясет, в голове
все бултыхается, мысли перемешиваются.
Олег покосился на знатока по мыслителям, но смолчал. Огонь
все так же лизал багровые угли, Колоксаю почудилось, что, не будь здесь этого
дерева, все равно горело бы точно так же, но волхв чем-то опечален, явно мысли
попадаются не те, огорчение мудреца понятно, ему тоже иногда попадали в силки
не черно-бурые лисицы, а ежи, а то и вовсе жабы.
Олег поднялся:
— В путь!
— В путь, — откликнулся Колоксай. — И ничего, что натощак...
Олег оглянулся через плечо с недоумением:
— Натощак?.. Ах да!
Он хлопнул себя по лбу, сказал что-то выразительное, похожее
на брань рассерженного тюринца с примесью слов куявца, но на смятую траву
посыпались жареные гуси, рухнул поросенок на вертеле, падали градом мелкие
запеченные в тесте птички, мудрец снова забыл в благородной задумчивости про
скатерть, воздух наполнился сбивающими с ног могучими запахами жареного мяса,
птицы, острых трав и таких горьких кореньев, что даже сытого заставляют жадно
хватать все новые блюда...
После короткой трапезы, когда у костра осталось еще с
десяток жареных гусей, подобревший Олег разрешил белоснежного красавца вести в
поводу, а сразу за лесом в маленькой деревушке купили еще лошадку. Колоксай
приободрился, оба верховые, к тому же лошадка оказалась резвой, неслась вскачь,
и хотя белоснежный жеребец успевал без труда, Колоксай косился на мудреца с
растущим уважением: умеет выбирать коней, а сколько его воеводам всобачивали
негодных, хилых, а то и вовсе надутых, дабы выглядели толстыми и сытыми!
Олег держался в седле ровно, покачивался в такт скачке. Он
уже забыл, как понял Колоксай, о скудной, по мерке волхвов, утренней трапезе,
для которой в рассеянности снес с пиршественного стола какого-то заморского
владыки все подряд и перебросил в дикую чащу, тем более не помнил о пещере с сокровищами,
что отыскал в руинах древнего города и с небрежной щедростью, что заставила бы
другого владыку удавиться от зависти, подарил, даже не глядя, незнакомым
людям...
Непривычное чувство облегчения вошло вовнутрь, растеклось.
Он ощутил себя странно умиротворенным, губы раздвинула глупо-счастливая улыбка.
Перехватив взгляд волхва, объяснил:
— Впервые не я веду, а меня... Непривычно!
— Скоро наскучит, — предостерег Олег.
Колоксай удивился:
— Я войско водил и на журавлевцев, и на урюпинцев, в болотах
вязли, в горах замерзали... и ничего, им не наскучило!
— Ты из другого теста, — буркнул Олег. — Или глины. А то и
вовсе не глины, а дерева. Или металла.
На дорогах все чаще обгоняли груженые подводы.
Немногословные поселяне везли мешки с зерном. Корзины с яблоками, рыбу в бочках
и лоханях, везли битую птицу. Когда ехали мимо леса, там слышались частые удары
топоров. Верхушки деревьев то одна, то другая вздрагивали, медленно валились
набок, доносился треск сучьев.
Колоксай оглянулся, кивнул на пару могучих коней, что
вытаскивали из леса огромный ствол вековой сосны.
— Кто-то строится...
— Вряд ли селянин, — согласился Олег. — Ему хатки ставят
попроще...
Колоксай поморщился:
— Если я каждому холопу будет ставить терем, то мое царство
быстро пойдет прахом.
— Прахом ли?
— Прахом, — отрубил Колоксай.
Впереди открылся на возвышении град, такой радостный, что
даже у хмурого Олега посветлело на душе. Новенький, словно игрушечный, он
блистал стенами теремов и городских стен из свежеошкуренных бревен, крыши
словно из чистого злата, покрытые ровными, любовно подогнанными плашками из
гонты, даже отсюда видны затейливые коньки на крышах, изукрашенные ставни,
наличники. Даже сараи и конюшни поставлены так, словно человек не раз еще
возвращался к ним, что-то подделывал, украшал, поправлял, превращая простой
хлев в место для посиделок.
Колоксай смотрел равнодушно:
— У тебя есть какая-то цель? Или же скитаемся просто так?
— Цель есть, — ответил Олег, — но к ней на коне не подъедешь.
— А на козе?
— Смотря что назвать козой.
За городской стеной паслись огромные стада, таких тучных
коров Олег еще не встречал. Вымя каждой почти волочилось по земле, а дальше
берег был белым от гусиного стада, шумного, но по-барски ленивого, разнеженного.
Немногие еще плавали, другие же степенно выбирались на берег, гоготали и топали
в сторону городских врат.
Колоксай мазнул спокойным взором, конь под ним пытался
повернуть на дорожку, что вела в град, но властная рука хозяина направила мимо.
Когда они ехали почти под городской стеной, сверху
закричали, голоса были радостными. Колоксай помахал в ответ, но глаза смотрели
прямо перед собой.
Они миновали врата, когда там заскрипело, вскоре послышался
стук копыт. Колоксай ехал, погруженный в свои думы, оглянулся Олег.
Их догоняла на красивой гнедой лошади молодая девушка. Ее
золотые волосы растрепались по ветру, только на лбу их прижимала голубая лента.
Ветер теребил конскую гриву, всадница пригнулась, лошадь неслась легко, копыта
брезговали землей, тонкие мускулистые ноги красиво месили воздух.
