— Красивую?
— Это женщины бывают некрасивые, — ответил Колоксай
уверенно, — но не лошади!
Не дожидаясь, пока хозяйка начнет трапезу, он по-царски
первым выдрал кабанью ногу, обнюхал, довольно оскалил зубы.
Олег сел свободнее, признался:
— Я струхнул! Муравьев видел и покрупнее... но чтоб вот так
двигались во множестве... все в эту башню, все при деле... Да они, стоит им
захотеть, эту башню разнесут во мгновение ока, стоит только каждому отщипнуть
по песчинке!
Она мягко улыбнулась:
— Чисто мужское понимание. Отщипнуть, разнести, уничтожить,
убить... А то, что это не столько верные слуги, но и друзья, никому в голову не
приходит. Слуги взбунтоваться могут, но друзья не предадут. Кстати, они и
охраняют меня лучше всех заклятий. Я могу спокойно предаваться там, наверху,
размышлениям, а они у основания всегда бдят.
Кони покусывали один другого, жеребец Колоксая попытался
лягнуть смирного конька Олега. Хакама не повела и бровью, но в дальний угол
рухнула огромная связка душистого сена. Затем сено исчезло, взамен перед конями
появились ясли, полные отборного овса.
Олег поежился:
— Если бы только у основания! Я чувствовал на протяжении
версты, что меня не разорвали только по приказу их владычицы.
Хакама засмеялась:
— Не люблю хвастать, но это верно. Все, что мои шестиножки
видят и чувствуют, я вижу и чувствую тоже. Когда захочу, понятно, иначе еще
свихнулась бы. Их мир такой... странный...
Последние слова она произнесла задумчиво, отстраненно, щеки
слегка побледнели, а взор ушел вдаль. Ему почудилось на миг, что у колдуньи по
всему телу открываются крохотные поры, какие есть у всех насекомых, но это
видение ушло так же быстро, как и возникло.
Кони звучно хрустели овсом, на всякий случай отгоняли
хвостами невидимых мух. Колоксай ревниво смерил взглядом ширину яслей, конь
жрать здоров, можно наперегонки, а Хакама обратила задумчивый взор на Олега:
— Я понимаю, вы заехали сюда не просто...
Колоксай сказал бодро:
— Почему? Нам здесь нравится.
Он поковырял ножом в зубах, послышался скрип железа. Губы
Хакамы снова дрогнули:
— Вы не знали, что вас ждет.
— Догадывались!
Олег проглотил ком, в груди стало тесно, а в комнате
сгустилось напряжение. Наступил самый важный миг, а он все не мог уложить
хаотичные чувства и мысли в ясные фразы. Куда проще обосновать бы права на
престол, на земли соседнего княжества или королевства, на спрятанное любым
царьком сокровище.
— Я урод, — сказал он и ощутил, что говорит совершенно
искренне. — Я хочу счастья всем людям! Говорят, что такое могут восхотеть
только дураки. Всем людям — это не просто своему племени... моего племени уже
нет, теперь мое племя — весь род людской!
Колоксай сказал непонимающе:
— Но как могут быть счастливы все? Всегда кто-то счастлив за
счет несчастий другого!
Олег сказал с отчаянием в голосе:
— Пусть даже так, хотя в этом что-то неправильное... Но
пусть несчастья будут другими. Все-таки несчастья богатого и здорового легче
терпеть, чем несчастья и без того несчастного, больного, нищего! Я хочу, чтобы
народы только строили. И так созданное нами рушат грозы, землетрясения, ливни,
наводнения... не надо, чтобы рушили люди. Мы смертны, живем ничтожно мало,
потому хочу, чтобы успевали прожить до старости, успевали сделать то, что
задумали. А для этого надо всего лишь покончить с войнами!
Колоксай едва не удавился, глаза стали как у окуня —
круглыми и недвижимыми. Даже на спокойном личике Хакамы отразилось насмешливое
удивление. Всего лишь, как сказал это юный волхв, всего лишь покончить с
войнами!
— И как же это сделать? — спросила она с легкой насмешкой.
Увидев непонимающее лицо волхва с зелеными глазами, пояснила: — Не может такого
быть, чтобы ты уже не придумал!
Колоксай смотрел то на нее, то на него. Олег кивнул:
— Ты права.
— Так что же?
— Нам, колдунам, — сказал он, не заметив насмешливого
огонька в ее глазах, когда он к колдунам причислил и себя, — нам, колдунам,
надо объединиться!
— Как? Мы даже не дружим.
— Дружить не обязательно, — сказал он. — Нужно только вместе
решить.
— Колдунов слишком много, — предостерегла она.
— Достаточно, чтобы вместе собрались сильнейшие, — сказал он
горячо. — Остальные... хотят того или не хотят, подчинятся.
— Иначе?
— Иначе им придется плохо, — сказал он жестоко. — Я видел,
как гибнут... как гибнут целые народы. Никакая цена не слишком... если можно
прекратить все войны на всем белом свете!
Она смотрела с удивлением.
— Ты это всерьез?
— Да.
— Но как же... — воскликнула она невольно, — есть же далекие
дивные страны! Никто из колдунов наших стран... я говорю об Артании, Куявии и
Славии, никогда не общались с теми людьми. Мы не знаем, что там за страны...
— Я знаю.
— Ты? Откуда?
— Знаю, — повторил он просто. — Там тоже люди. Такие же
смелые и трусливые, мудрые и глупые... И тоже бьются, бьются, бьются. Их можно
остановить точно так же, как и здешних.
До нее, наконец, начало доходить, что молодой волхв говорит
убежденно и напористо, в глазах опасный огонь, такой не отступит, такой точно
не отступит.
— Нет, — сказала она. — Хотя мне нравится твоя идея, юноша.
Но помогать... ведь ты за этим пришел?.. Помогать не стану.
— Почему?
— У меня уже есть целый мир. А если я что-то могу улучшить,
я тут же улучшаю... Зачем мне уходить от него?
Олег опешил:
— Но это... это всего лишь букашки! Насекомые! А там люди!
Ее лицо слегка омрачилось, хотя губы все еще улыбались.
— Это не просто букашки. Это целый народ муравьев... который
во всем лучше людей. Люди их превосходят только в силе. Согласна, в мире людей
это решающий довод. Но как раз потому я предпочитаю мир муравьев.
Олег наклонил голову, соглашаясь, понимая, но когда
заговорил снова, голос был все таким же злым и упрямым:
— Твое умение и твои знания нужнее всех колдунов, вместе
взятых! Ты уже знаешь, как сделать мир лучше. Ты уже проверила на этих...
восьминогих.
— Шести, — обронила она.
