Издалека из затихающего треска и стука копыт донеслось
слабое:
— ...И еще невыносимее!
Глава 23
Конь волхва несся через кусты, перепрыгивал валежины, ямы,
на каждом прыжке рискуя сломать шею себе и всаднику. Темнота сгущалась, затем
впереди возник свет, земля уносилась под конскими копытами назад, а свет все
оставался впереди.
Колоксай рассмотрел, что впереди волхва с его конем несется
оранжевый шар с кулак. Искрами брызжет, но мох и сухие листья не вспыхивают,
зато когда шар задел ствол толстого дуба, люто грохнуло, вспыхнула слепящая
молния. Колоксай начал в страхе придерживать коня, ибо и в наступившей тьме
видел полуослепшими глазами расколотый надвое дуб, паутину молнии и перекошенное
лицо Олега.
Конь шумно дрожал. Его трясло так, что Колоксай ощутил себя
вовсе не трусом, приободрился, отыскал убежавший из этого страшного леса голос:
— Олег!
Из кромешной тьмы прозвучало:
— Стой там.
— Да я и так как мышь в норе.
Голос Олега был все еще злым и растерянным:
— Я не зря ускакал на ночь глядя. Надо сейчас, а то завтра
уже струшу... Я чем больше думаю, тем больше у меня отговорок. Завтра уже не
решусь.
Колоксай поглаживал дрожащего коня, шептал на ухо ласковые
слова, слышно было, как конь пугливо прядает ухом, слыша горячее дыхание
хозяина.
— А чего мы ждем?
Голос Олега прозвучал напряженно:
— Слезай, слезай.
Чернота начала рассеиваться, перед глазами плавали серые
пятна. Одно пятно фыркнуло, там затрещали кусты. Конь Олега, уже без всадника,
вломился в чащу.
— Ты где? — вскрикнул Колоксай.
— Слезай, — донесся голос из темноты совсем близко. — Я не
смогу еще и коней...
Он послушно слез, звучно шлепнул коня по мокрому от пота
крупу. Конь обрадованно побежал вслед за лошадкой волхва, и Колоксай смутно
подивился, как же поймают снова, нестреноженных.
— Коней? Что коней?
Слова застряли в горле. На лес опускалось нечто страшное,
давящее, душа застыла в страхе. Вершинки тревожно зашумели, затрещало, он
смутно видел, как верхушку самого высокого дерева переломило как лучинку,
сорвало и унесло, а страшная мощь опустилась прямо на него, захотелось взвыть и
помчаться в ужасе куда глаза глядят, как убегают даже самые храбрые псы при
первых же ударах грома.
А затем его смяло, сжало, выдавило душу. Рядом жутко заржал
конь, блеснули оскаленные зубы, почему-то огромные, как колья частокола,
красная пасть надвинулась и проглотила. Страшные зубы дробили доспехи, хрустели
его костями, но из-за страха и беспомощности почти не чувствовал боли, сам
скрипел зубами, напрягался изо всех сил...
Медленно начал проступать красноватый свет. Желудок то
обрывался, все тело тяжелело, словно влили в пасть пару ведер расплавленного
олова, то внезапно начинал карабкаться по горлу. Приходилось стискивать зубы и
напрягать все мышцы, чтобы блевотиной не опозориться тому, кто выдерживал самые
дикие загулы в захваченных городах.
А потом от удара в подошвы он упал и покатился по широкой
каменной плите. Все вокруг было розовым, даже камень под ним блистал крохотными
красными искорками, небо тоже розовое, а на востоке разгорается самое страшное
и красивое зарево, какое он только видел.
Ошалев, он приподнялся на дрожащих руках. Олег сидел
привалившись спиной к камню. Волхв выглядел так, словно его пожевал Змей,
выплюнул, а потом еще и прихлопнул лапой.
Воздух был странно морозный. Колоксай, который взмок от
страха, закашлялся, когда вдохнул слишком глубоко. Горы возвышались так, что
остальные вершинки остались далеко внизу. Отсюда это выглядело так, словно
несметное стадо Змеев расположилось на отдых, выставив шипастые панцири, жуткие
гребни.
Из-за далекого виднокрая, он никогда не видел, чтобы край земли
оказался так далеко, поднялся сверкающий, как раскаленная поковка боевого
топора, краешек солнца. Багровый свет перешел в алый, а тот начал быстро
сменяться оранжевым.
— Так это же... — прошептал Колоксай, — меня всю ночь
терзало, давило, мучило?.. А я столько вытерпел?
Олег, словно очнувшись от глубокого обморока, начал
ощупывать бока. У волчовки оторвало петли, а с плеча свисал обрывок веревки от
заплечного мешка. Исхудавшее за время перелета лицо болезненно дернулось.
— Не льсти себе. Тоже мне, герой! Мы сюда добрались во
мгновение ока.
Даже голос его был изломанный, хриплый, а из груди рвались
сипы и клокотанье, словно внутри порвало легкие. Колоксай обвиняюще ткнул
пальцем в восходящее солнце:
— А это что?
— Пряник.
Колоксай опешил:
— Какой же пряник, если это солнце?
— Знаешь ведь, — удивился Олег, словно могучий витязь в
самом деле мог не знать в силу занятости царскими делами. — Чего спрашиваешь?
— Так откуда солнце, если нас подхватила эта... черт бы ее
подрал, сила, когда солнце только что зашло? Правда, летом ночи с воробьиный
хвост, но не с комариный же!
Олег недовольно буркнул:
— Так бывает, когда залетишь слишком далеко от дома.
Колоксай не поверил:
— Брешешь!
— Хочешь — верь, хочешь — нет.
— А почему?
— А потому, — огрызнулся волхв еще раздраженнее. — Ты не в
волхвы намылился?
Колоксай отшатнулся:
— Упаси... Я и читать-то не умею.
— Когда-нибудь узнаю и такое. Или другие подскажут. А сейчас
портки горят, мир рушится, а я тебе о восходах солнца?.. Ты все еще лежишь? Еще
один лежун на мою голову... Вставай, замерзнешь.
Колоксай попытался встать, охнул, замахал руками, словно
пробовал взлететь. От сапог остались изорванные голенища, голые ступни
безуспешно искали место, свободное от острых камней.
В испуге его ладонь метнулась за спину, он перекосил рожу,
щупал, потом из груди вырвался мощный вздох: топор на месте! А с ним какой
настоящий мужчина останется долго без сапог?
— Где мы?
— В горах, — ответил Олег терпеливо.
Он стоял к нему спиной, рассматривал дальние вершины гор. В
двух шагах зиял обрыв, у Колоксая зачесалась нога, так восхотелось дать пинка
человеку, объясняющему, что они сейчас, видите ли, в горах.
— Это ты нас сюда занес? — поинтересовался он враждебно.
