Колоксай не успел восстановить дыхание, как Олег уже встал.
Правда, цеплялся за стену.
— Пошли.
— Куда? — спросил Колоксай тупо.
— К ее младшей сестре, куда же еще? — удивился Олег.
Колоксай с трудом воздел себя на ноги. Волхв пошел вдоль
стены, внимательно посматривая то под ноги, то вглядываясь в небо. Колоксай
однажды видел из глубокого колодца звезды среди бела дня, но, может быть,
волхвы умеют их видеть и днем?
Оглянулся, сказал с мрачной гордостью:
— Все-таки просчиталась! Не думала, что мы про-мчимся по ее
трещине как два испуганных таракана!
— Да, — согласился Олег.
Он не смотрел на витязя, Колоксай насторожился:
— Что-то не так?
— Так-так, — сказал Олег поспешно. — Просто обвал помог.
— Так то... не она гору трясла?
— Пойдем, — сказал Олег. — Солнце уже высоко.
Колоксай вскинул голову, устрашенный, перевел дух. На этот
раз огненный шар остался на прежнем месте, разве что чуть вскарабкался по
скользкому небосводу. Прямые лучи проникали в трещины, высвечивали.
Когда они прошли по каменной плите вдоль края, Колоксай
оглянулся, ощутил некоторое беспокойство. Заснеженные горы все так же угрожающе
нацелили острые шпили в небо, в расщелинах и впадинах снег скапливается и твердеет
до плотности камня, но что-то странное в острых ребрах скал, чересчур острых, о
которые ветер долго будет обламывать зубы, пока не сгладит.
Он вздрогнул, зябко поежился. Когда подлетали на конях,
совсем рядом была исполинская темная гора, единственная без снега, хотя едва ли
не выше других, но теперь взору открывались даже дальние горы, вершины, пики...
— Надеюсь, она погибла сразу, — сказал он сурово. — Хоть и
хотела... но все-таки красивая! А на красивую даже пес не гавкнет.
— Мы не псы, — буркнул Олег, не оборачиваясь. — Мы если
гавкнем, то гавкнем. Вон вся гора гавкнулась.
Он сунул в рот четыре пальца, жутко перекосил рожу, по
голове Колоксая словно шарахнули боевой дубиной: свист вырвался из пасти волхва
чудовищный, оглушающий, распарывающий воздух, как медведь когтями холстину.
Олег огляделся, довольный, все еще не вынимая пальцев,
воздел очи, на миг задумался, но не успел Колоксай перевести дух, как волхв
снова побагровел от усилий, раздул щеки. В глазах у Колоксая потемнело, ему
почудилось, что обрушилась и эта гора.
Когда волхв в третий раз выпучил глаза, Колоксай присел и
зажал ладонями уши. В голове стоял треск, словно сто тысяч узелочных молний
лопались, разрывая череп.
Когда наконец отшебуршалась тишина, он внезапно услышал
недовольный голос:
— ...ще ждать?
Олег поглаживал шею красного коня. Рядом нервно переступал
точеными ногами другой, с такой же оранжевой гривой, оранжевым хвостом, сам
красный, словно как вынырнул из утренней зари, так и не остыл.
— Что? — простонал Колоксай.
— Долго ли, говорю, мы тебя все трое ждать будем?
Ноги Колоксая тряслись, как камышинки в бурю. Только бы не
соскользнуть в полете, коленями не удержит и щепочку, а у этих коней бока
крутые, на широкие груди смотреть страшно. Не убиться страшно, а позор с коня
упасть, хоть и с крыльями, таким любой гусь позавидует...
— Черт... — еле вышептали его губы, — что же ты своим
чародейством своих бьешь...
— Каким чародейством? — не понял Олег.
— Свистом...
— Эх ты... А как же в Лесу переговариваться?
— Свистом, — простонал Колоксай, — свистом можно, но не
этим... что как дубиной по голове... Ладно, куда теперь?..
— Яблоки как раз поспели, — ответил Олег уже с конской
спины.
Он гикнул, свистнул, уже не оглушительно, но конь под ним
сорвался с места как ужаленный. Крылья мощно ударили по воздуху, Колоксая
подбросило уже на третьем скоке, потом копыта едва задевали землю, словно
брезговали, через полсотни сажен неровный стук копыт оборвался, крылатый конь
замедленно пошел к далеким облакам.
Глава 25
На этот раз восторг прихлынул, когда Колоксай вскинул голову
и увидел наверху бескрайнее снежное поле. Крылья мощно сминали воздух, с каждым
взмахом его бросало выше, потом ворвались в полосу тумана, не сразу Колоксай
сообразил, что это и есть облака, не такие уж и плотные, как выглядят с земли!
Сперва в разрывах облаков впереди еще мелькало красное,
затем туман сгустился, одежда отсырела, но конь шел ровно, словно чуял в
облаках своего собрата. Колоксай повизгивал от восторга, а когда наконец под
конскими копытами возникла бездна, между конем и землей версты пустоты, он все
равно не взвыл, хотя сладкий ужас захлестнул с ног до головы.
Горы остались далеко за спиной, мелкие и незнакомые. Может
быть, это были вообще другие горы. Зеленые долины попадались чаще, подминали
редкие горные цепи. Все чаще виднелись крохотные домики, Колоксай различил
небольшой городок, каменные башни, высокие стены, коричневые ниточки дорог.
Горы медленно уползали под конскими копытами, а впереди все
стало зеленым, даже мелкие озера и то казались по краям зелеными. Колоксай
смутно удивился, что в таком благодатном краю нет поселений, но крикнуть не
смог, ветер рычал в ушах, срывал слова и уносил так далеко, что мог бы услышать
их на обратном пути.
Конь Олега растопырил крылья, огромные и широкие, острые
когти блестели под солнцем как ножи. Планируя, как гигантская летучая мышь, он
медленно снижался, впереди разрасталась роскошная роща, Колоксай рассмотрел два
маленьких озера, песчаный берег, песок блестит так, что глазам больно, красные
и оранжевые цветы на кустах...
Вершинки деревьев под конскими копытами замелькали быстрее,
выросли, Колоксай сжался, собрался в тугой ком, слева и справа замелькали уже
не верхушки, а кроны. Коричневые стволы слились в серую стену, снизу ударило,
тряхнуло, копыта застучали часто, но неровно. Конь то и дело взмывал в воздух,
хрипел, трещали сухожилия, суставы, крылья гнулись, выдерживая напор ветра.
Стук копыт стал ровнее, реже, конь вломился в стену высоких цветущих кустов, в
ноздри ударил сильный аромат диковинных цветов, а сами цветы начали спешно
ронять лепестки.
Олег в трех саженях соскочил с коня, хлопнул по крупу, и
конь, как ни был измучен, отбежал и пошел вскачь, на ходу выбрасывая в стороны
крылья. Колоксай соскользнул по горячему боку, тоже шлепнул, а когда конь
брезгливо отодвинулся, невольно растопырил руки, хватаясь за воздух.
В глазах еще мелькали вершинки, сердце билось часто-часто, а
голос прозвучал замученно:
