Со всех сторон холодная тьма. Вверху словно бы тусклое
пятно, это могла быть луна за плотными тучами. По телу стегнуло острой болью.
Похолодел, страшно умирать вот так среди степи в темноте... вообще страшась
умирать, не в силах пошевелиться, кое-как собрался с силами и, превозмогая
боль, начал осторожно двигать пальцами, руками.
Больнее всего в спине. Не сразу вспомнил, что с ним, никогда
еще не был так близко от гибели по своей же дурости. Вихрь вызвать непросто, но
еще не проще управлять им, постоянно подпитывать силой, а он то ли в злости и
обиде на Миш, то ли чересчур стремился попасть на Бескиды, но вихрь, подгоняемый
только его чувствами, едва-едва не расплющил...
«Все, — сказал себе вяло. — Если не подохну сейчас, то
больше никаких вихрей. На простых Змеях, Рухе, тихоходных коврах, а то и вовсе
на коне. Либо пешим, как надлежит искателю истины».
Воздух был холодный, но от прогретой глины шло тепло,
собранное за солнечный день. Он ощутил, что может приглушить боль, силы
медленно возвращаются, жадно впитывают мощь этой земли, вылавливают частички из
воздуха, даже каким-то неведомым ему образом — он чует! — поглощают силу и
мощь, что рассеивают в пространстве небесные светила.
Еще час приходил в себя. Внутри скрипело, порванные жилки
сращивались, кости потрескивали, иногда боль становилась такой острой, что выл,
скреб камень, как волк в ночной тоске. А когда ощутил себя хоть и опустошенным,
как выброшенный винный бурдюк, но исцеленным, тут же мыслью начал обшаривать
тьму, замечая вышедших на ночную охоту ящериц, волков, лис, над головой
мерцающими огоньками исчеркивают небосвод летучие мыши и совы. За ними остается
тепловой след, раздражающе заметный, мешает, отвлекает от настоящих, которые
едва просматриваются в темной бездне...
Перебирал долго, поднимался мыслью все выше, в сознании
проносились светящиеся точки, шарики, огоньки, чаще всего оранжевые, но дважды
проплыли лиловые, вытянутые как гусеницы. Олег, не раскрывая глаз, послал
полумысль-получувство в это святящееся, вошел, смутно ощутил сопротивление
призрачного ветра, напряжение мышц, даже услышал пощелкивание натянутой кожи на
кончиках растопыренных пальцев...
Так могла ощущать еще летучая мышь, но не бывает мышей на
такой высоте, да еще с перепонками между пальцев в сажень-другую. Он заглушил
стук сердца, сбивает, медленно повел сознание летающего зверя по кругу вниз,
сломил сопротивление, снова повел, еще разок усмирил, повел уже жестче, не
давая опомниться.
Наконец над головой мощно бухнуло, вниз обрушилась воздушная
волна. Он отпрыгнул под защиту стены. На каменное плато тяжело упала темная
масса. Из-под острых когтей выметнулись снопы оранжевых искр. Крылья утаптывали
воздух, удерживая тушу гигантского Змея, не давая с разбегу сверзиться через
край в бездну.
Олег поспешно взобрался по огромной, как дерево, лапе. Руки
ухватились за костяной шип.
— Пошел, — сказал он хриплым от страха и волнения голосом. —
Пошел, зверь!
Если бы так же и с людьми, мелькнула злая мысль. Вошел в их
головы, заставил жить как надо... Эх, не получится. И потому, что не знает, как
надо, и еще потому, что в головы людей зайти не так просто, как в черепа этих
ящериц.
Змей несся как сапсан за уткой. За широким гребнем ветер
донимал не люто, костяной шип со свистом разрезал встречный, а с боков кусало
уже ослабленно, как мелкие щенки. Холодные струи почти не морозили, напротив —
в тело продолжала вливаться та неведомая пока мощь, что и зовется магической.
От страха и возбуждения кожа пошла пупырышками, внутри жар, кости едва не
плавятся, со лба вот-вот начнут срываться мелкие капельки.
Да, лучше всего на Змее, сказал себе успокаивающе. На
крылатом коне того и гляди свалишься, душа в пятках, ибо все время видишь
далеко внизу землю. На птице Рух тоже места мало, к тому же задница скользит по
перьям, птица все-таки, не этот летающий сарай...
На ковре еще, подумал невольно, но на них удел летать тем,
кто умеет. Он однажды спер, воспользовался, назвавшись чужим именем, но как эти
ковры получать или создавать самому, как заставить хотя бы ползать, как вообще
докарабкаться до такой ступеньки, когда постигаешь сложные заклятия?
Глубоко задумавшись, он краешком сознания отметил, что в
рассвете далеко из-за виднокрая начала вы-двигаться спина старого Змея, шипы
затуплены, сглажены, вершинки побелели от старости...
Он тряхнул головой, отгоняя глупое видение. Как дураку
Таргитаю уже начинает мерещиться черт знает что, это не спина большой ящерицы,
а горная цепь, уже старая, с покатыми горами, сглаженными ветрами и ливнями,
изгрызенная временем, а седина не от старости, кое-где серебрится настоящий
зимний снег, хотя вроде бы еще лето...
Змей летел ниже облаков, здесь теплее. Внизу среди зелени
синели жилки рек, голубые глаза озер, и когда блеснул огонек, Олег невольно
зацепился взглядом, начал всматриваться. Змей, повинуясь чувственному наказу,
пошел ниже, Олег рассмотрел крохотные домики, половина уже объята огнем,
мечутся как муравьишки люди... То ли пожар, то ли соседи напали...
Земля приближалась, скользила быстрее, деревушка разрослась,
быстро мелькнула и осталась позади. Затем Змей зачем-то пошел по кругу, горящие
домики все приближались. Между ними носятся всадники, хватают пеших, других
рубят, сверху хорошо видно красные пятна, в которых лежат неподвижные тела.
Приближение Змея заметили, всадники бросились врассыпную,
как и жители деревни. Змей пронесся так низко, что от взмахов крыльев пламя
колыхнулось, взревело торжествующе и с новой силой набросилось на домики. Олег
успел увидеть застывшую фигурку мужчины с топором в руке, он стоял на пороге, в
другой руке деревянный щит, глаза вытаращены, рот раскрыт, но когда Змей
развернулся и снова пролетел над селом, мужчина уже лежал на пороге в луже
крови.
— Да черт бы вас всех побрал, — выругался Олег. — Да на кой
вы все мне...
Земля мелькала так быстро, что слилась в серое грязное
полотно. Олег успел подумать, что дурак Змей решил сесть, чтобы чем-то
поживиться, тут же снизу тряхнуло, подбросило, Змей уже стонал и кряхтел,
выставив крылья как паруса против встречного ветра, лапы били по земле все
громче.
Не дожидаясь, когда остановится, Олег прокричал злое
заклятие, из его кулаков вырвались огненные шары, понеслись, треща и
разбрызгивая искры, в разные стороны.
На пригорке, наблюдая за грабежом, находился могучий всадник
в окружении еще троих, статных и хорошо вооруженных. Огненный шар ударил в
самую середину. Там страшно закричали кони, выметнулись с пылающими хвостами и
гривами. Люди катались по земле, тоже кричали, второй шар ударил следом,
расстелившись в широкую полосу, и крики сменились хрипами, стонами.
Остальные шары прошли мимо, село и так горит, но всадники
перестали гоняться за поселянами, в страхе и недоумении поскакали к пригорку.
Военачальники полыхали, будто облитые горючей смолой, и Олег с наслаждением
ударил по новой мишени всей мощью огня, что, оказывается, кипит в нем.
