Спина болела, работать в полную силу так и не смог, но лес
знал как никто, начал приносить волхву редкие лечебные травы, нашел однажды
перо жар-птицы, яйца редкой птахи Сирин, отыскал полянку с разрыв-травой, и
волхв постепенно взял его в помощники, хотя по возрасту Боровик был едва ли
моложе самого волхва. В деревне посмеивались, но однажды, когда в морозную зиму
откуда-то пришла стая невиданных белых волков, огромных и страшных, он сумел
одним заклятием отогнать их прочь, после чего волхв торжественно посвятил его в
колдуны.
Боровик взялся за новое дело с утроенной силой. Его
природная мощь требовала выхода, он вскоре обогнал по умению своего наставника,
а затем колдуны соседних и дальних деревень признали его сильнейшим.
Сейчас перед Олегом стоял располневший седой старик с
розовым лицом, в котором уже нельзя было увидеть охотника с его цепким
взглядом, а широкие плечи, на которых перенес не один десяток убитых оленей,
стали не так заметны, ибо брюхо свисало через узкий пояс, на боках наросли
толстые колоды дурного мяса, а широкой заднице позавидовала бы купчиха.
— Кто ты? — спросил Боровик приятным мягким голосом. — И
почему пришел ко мне?
Кто бы ни был этот молодой парень, но обращаться с ним надо
осторожно, что-то знакомое в крепкой стати, цепком взоре, врожденной
настороженности и точности движений, что дается лишь тем, кто родился в
опасности и жил с нею рядом.
Олег огляделся, где бы сесть, ноги не держат, тут же стены
раздвинулись и заблистали золотом, деревянный стол преобразился в роскошный под
тремя скатертями, а вместо табуреток возникли удобные кресла.
— Благодарствую, — сказал он. — Я простой лесной волхв.
Ничего не знаю, ничего не умею. Зовут меня Олег. Вчера я добыл... гм...
узнал... Словом, я могу теперь видеть... хоть и очень смутно, хоть и очень-очень
вблизи... но все же видеть сгустки той силы, что пропитывает колдунов. Я не
искал тебя, я просто несся... гм... а когда увидел этот голубой свет, я пошел
на него.
Боровик спросил недоверчиво:
— Это у меня голубой?
— Я так увидел, — ответил Олег, защищаясь. — Может быть, у
меня глаза неправильные. Но я помчался как бабочка на огонек, и вот я здесь. Я
уже знаю, что колдуны друг друга не любят. Не общаются. Не дружат. Но почему, я
подумал, это должно мешать общей работе?
Боровик осторожно сел за стол напротив. Его глаза не
отпускали лицо молодого волхва, сильное и жестокое, лицо человека, который не
сможет свернуть курице шею, но без колебаний затопит вешней водой пару сел,
если это нужно будет для создания нового заклинания.
— Так-так, — проговорил он настолько мягко, что брови Олега
взлетели вверх, слишком не соответствует голос этого тучного человека его
облику. — Что за общая работа?
— Общая...
Олег рассказывал подробно, повторялся и объяснял на пальцах,
но сам удивился, как это прозвучало буднично, коротко и просто. Настолько
просто, что непонятно, почему чародеи не сделали это уже давно сами.
Боровик сидел с приятной улыбкой на лице, вокруг него
пульсировало незримое для простых людей облако, но Олег угадывал смутные
очертания чего-то неприятного и страшного.
— Кажется, я что-то понял, — проговорил колдун. — Это
интересно... Тебе стоит переговорить с самим Беркутом.
Олег спросил с надеждой:
— Это кто?
— О... впрочем, что рассказывать? Сейчас мы попробуем до
него дотянуться.
Каменная глыба скатилась с груди Олега. Он шумно вздохнул:
— Наконец-то...
— Что? — быстро спросил колдун.
— Я только и слышу, что никто друг с другом не общается!
— А-а-а... Впрочем, это почти верно. Колдуны не общаются, не
дружат, даже не встречаются. Если увидишь колдунов вместе, это не друзья, а
сообщ-ники.
В голосе колдуна слышалась не то горечь, не то злорадство.
Он стоял лицом к стене, трогал ее, что-то шептал. В глубине стены появился
слабый свет, расширился, вышел наружу и растекся по поверхности, образовав
что-то среднее между окном и зеркалом в стене.
Олег ожидал, что в волшебном зеркале сейчас появится
изображение, но оттуда выметнулся короткий луч, коротко блеснул и утонул в
противоположной стене. Там в глубине возник слабый свет, будто за-жгли слишком
тонкую лучинку. Огонек был красный, почти багровый, так и ширился во все
стороны: трепещущий, как крылья бабочки на ветру. Вот-вот угаснет, и Олег
невольно подумал, что вот так и жизни колдунов легко прервать не только ударом
меча, а даже простой палкой!
Свет охватил всю стену. Олег ожидал, что багровый свет
сменится на оранжевый или белый, но в этом багровом тумане появились фигуры,
проступили стены. На миг почудилось, что попал в огромную кузницу, виден даже
горн с пылающими углями, но человек, проступивший из красного тумана, был кем
угодно, но не простым колдуном.
На Олега глянули пронизывающие глаза, крупные и навыкате, не
то глаза рептилии, не то большой хищной птицы. Не отрывая от него взгляда,
человек прорычал странным металлическим голосом:
— Что понадобилось тупому грибу от птицы, летающей выше
облаков?
Олег открыл рот для ответа, прежде чем сообразил, что
спрашивают не его. Боровик ответил мягким, очень приятным голосом, в котором
Олег все же прочитал невысказанное пожелание возить воду для Ящера:
— Не мне. Что может заинтересовать знающего в детской
копилочке?.. Но вот этот юноша пристал с ножом к горлу, чтобы я сообщил тебе о
нем...
Незнакомый колдун, которого Боровик назвал Беркутом,
всматривался так, что едва не продавил лбом зеркало:
— И ты сразу решил...
Недоверие в его голосе было настолько сильным, что Боровик
поспешно возразил:
— Почему сразу? Но потом я подумал: а почему бы и нет? Пусть
и этот напыщенный дурак позабавится.
— Это ты обо мне?
— А разве среди магов есть еще... скажем, недоумки?
Видно было, как лицо Беркута стало цвета заходящего солнца.
Волосы поднялись, в них заблистали грозные искорки. И хотя пещеру Боровика и
жилище Беркута разделяли земли, горы, леса и несколько царств, Олег передернул
плечами и с трудом удержался, чтобы не отступить на шаг, постыдно прячась за
спину старого мага.
Боровик покосился с ухмылкой, но Олегу почудилось в
выцветших глазах удивление. Правда, от зеркала пахнуло жаром, Боровик поспешно
бормотал заклятия, рассыпал щепотки сухой травы, жар бесследно исчез, взамен
прогремел страшный голос Беркута:
— Я понял больше, чем ты, сам недоумок, страшишься
вымолвить!..
