— Кто там еще прется?
И тот же голос:
— Тоже... которому неспокойно...
Он услышал злое рычание, смутно удивился, где же волк,
только тогда понял, что рычит от стыда и злости он сам, ибо наконец-то узнал
милый голос, вспомнил и свой восторженный вид, распахнутый от умиления и
восторга рот, как же — удивительная женщина, такая умная, даже не замечаешь,
что еще и достаточно красивая, но умная, умная!
Голос Хакамы прозвучал мирно и спокойно, но Олег теперь
уловил страх в голосе волшебницы:
— Великий Беркут, ты должен быть особенно... осторожен.
— Почему?
— Мне ведомо, что это именно ты знаешь, где из подземного
мира выбился источник мертвой воды! И ты не только не засыпал его землей,
камнями и целыми скалами, но и черпаешь воду для неведомых целей...
Голос другого колдуна прозвучал с глухим озлоблением:
— Можно подумать, ты поступила бы не так!
— Ну я же не поступила?
— Просто никто не нашел, а я нашел.
— Что ты с ним делаешь?
Голос стал еще злее и подозрительнее:
— Я пытаюсь дознаться, в чем мощь этой воды. Так делал бы
каждый из нас.
Голос ее был сладкий как мед под горячими лучами солнца:
— Да я ничего... Просто друг этого красноголового из Леса...
был отравлен мертвой водой. А эти люди Леса... дикари!.. считают личным
оскорблением, если кого из их друзей убивают.
К своему удивлению, Олег услышал в голосе грозного колдуна
страх и неуверенность:
— Я никого не боюсь... Просто я не хочу отвлекаться от... от
мудрых деяний на безобразные драки с пьяными дикарями!
— Но тому витязю с золотыми волосами, — прозвучал едва
слышный голосок Хакамы, — поднесли кубок с мертвой водой...
— Кто поднес — тот и отравил, — донесся еще более слабый
голос колдуна, — я только сделал услугу своей дальней родственнице. В обмен,
конечно. Я получил...
Голоса истончились, раздался тончайший звук, словно лопнула
нить паутины, в ушах Олега били барабаны среди оглушающей тишины.
Грудь, словно скованная булатными обручами, начала
раздвигаться. Усилие было такое, что затрещали ребра. Он не понял, откуда
чувство облегчения, пока в сознании не всплыло, что о нем говорят, о нем
помнят, за ним следят. Он что, в самом деле что-то стоит или что-то значит?
Глава 42
Горе и ликование сшиблись с такой силой, что грянулся оземь,
начал барахтаться в волчовке и веревке заплечного мешка, потом только
сообразил, что в лихорадочном нетерпении что-то делать немедля обратился в
птаху раньше, чем сбросил одежду.
Тело сотрясала дрожь, он едва затолкал клювом одежду в
мешок, злясь, что все так медленно и неуклюже, не зря Род поставил людей над
птицами, а не наоборот, сунул голову в петлю, разбежался.
Мешок цеплялся за высокую траву, бил по ногам. Однажды Олег
даже грянулся мордой оземь, поцарапал шею и едва не проткнул крыло об острый
сучок, но со второй попытки сумел подпрыгнуть вовремя, прямо перед кустом, где
мешок застрял бы намертво, крылья ударили по воздуху с такой силой, что жилы
затрещали даже в лапах.
Его бросило по дуге вверх, он бил крыльями часто и мощно,
уже чувствовал по свисту встречного ветра, что несется со скоростью выпущенной
стрелы, но все тело дрожало от возбуждения, и он ломился сквозь плотный воздух,
словно крушил каменную стену чужой крепости.
Степь время от времени рассекали узкие клинья леса,
сливались, переходили в широкие массивы, затем снова ровная как стол равнина с
густой сочной травой, где только редкие табуны диких коней, едва заметные норки
сусликов.
Своими немыслимо острыми птичьими глазами он замечал даже
муравьиные кучи, совсем не такие крупные, как в лесу, но замечал, как и редкие
цепочки самих муравьев, особенно когда втроем, впятером тащили в коре жука или
кузнечика.
При виде муравьев вспомнил и хозяйку самого крупного
муравьиного племени, кровь ударила в голову, он услышал свой яростный клекот, а
крылья ударили с такой силой, что едва не вывернул в плечах суставы.
Степь, двигаясь навстречу, внесла с виднокрая башню,
заметную даже издали. Сквозь красную пелену ярости он вычленил ее сразу, ощутил
смутно знакомое, снизился и пошел чуть ли не над верхушками деревьев, не
отрывая от нее взора.
Со всех сторон к ней прилепились каменные здания, что
придавало ей устойчивость, Олег рассмотрел даже стадо коров, медленно бредущее
с поля к открытым воротам хлева.
Это не могла быть башня могучего колдуна, те не нуждаются в
сотне поселян, полях, садах и огородах, но теперь то странное чувство, которому
Олег раньше не доверял, смутно указывало, что он эту башню смутно ощущал в том
странном подслушанном разговоре...
Он стиснул челюсти, услышал жутковатый лязг, а затем еще
более страшный скрип. Это с превеликой готовностью сомкнулись все его две сотни
зубов. Неприятно поддаваться чувству, которому не доверяешь, он вообще-то
никаким чувствам не доверяет, но сейчас, пока что, только пока не разберется...
Крылья уже встали ребром, он шел вниз по крутой дуге. Земля
быстро приближалась, стадо коров рассыпалось на десяток коров, двух телят и
могучего быка, за ними тащится пастух с кнутом через плечо, острые птичьи глаза
позволили рассмотреть даже кольца в ременной плети.
Из осторожности он опустился за группкой деревьев, вернулся
в личину рыжеволосого парня, влез в волчовку, и, едва перекинул через плечо
мешок, за кустами послышался дробный стук копыт.
Пригнувшись за кустами, он видел, как пронеслись верхом двое
молодых парней. Волосы развевались по ветру, оба в легких рубахах с открытым
воротом, не-оружные, только у одного в руке длинная плеть, которой ленивую
корову можно достать хоть в середке стада.
На всякий случай он обогнул деревья с другой стороны, а
когда открылся простор с удаленной башней, что с поверхности земли выглядела
еще устрашающе, он неспешно зашагал в ее сторону.
Негромкий смешок заставил вздрогнуть. Он обернулся медленно,
уже глупо раскрывая рот, глаза вытаращил, на лице изумление, кто же это так
незаметно подкрался...
С травы, где был расстелен роскошный ковер, поднялся
невысокий сухой человек с начисто выбритой головой. Был он смуглый, как горшок
из старой глины, на чисто выбритых щеках блестела синева, глаза были
коричневые, под ними висели мешки, которыми можно было бы ловить рыбу.
— Приветствую, — проговорил он высоким гортанным голосом,
лицо расплылось в широкой улыбке, но глаза оставались цепкие, настороженные. —
Меня зовут Автанбор, я хозяин вот той башни... Пока я предавался неспешным
размышлениям, в моих землях начали ходить странные люди...
