Грохот приближался, стены начали подрагивать. Он принялся
связывать новое заклятие, с ужасом чувствуя, что не успевает, что разрушение
приближается чересчур быстро...
От металлической двери раздался звон, Сладоцвет присел,
оглушенный, в черепе словно взорвалась бочка с кипящим маслом. Уши вспыхнули в
огне, даже кости заныли от металлического звука.
Дверь тряхнуло второй раз, и, он не поверил глазам, литая
медная доска в руку толщиной внезапно выдулась как пленка бычьего пузыря, в
которую с той стороны швырнули булыжником. В следующий миг там зиял провал, а
дверь пронесло через всю комнату, как осенний лист, подхваченный ураганом.
В черном зияющем проеме возник человек. Сладо-цвет, который
уже начал было подниматься, вскрикнул и снова опустился на пол. Через порог
ступила сама смерть в облике пылающего огня. На голове было косматое пламя,
сквозь страшные нечеловеческие глаза извергалось зеленое пламя.
Сладоцвет никогда не видел таких шкур, да неужто на свете
могут быть такие громадные волки, а этот страшный запах лесного зверя, когда не
удается разделить запахи от шкуры и от этого человека...
Грудь незнакомого волхва тяжело вздымалась, ноздри
раздувались, как у хищного зверя. Нечеловеческий взгляд уперся в Сладоцвета с
такой силой, что он ощутил, как начинает дымиться одежда.
— Кто ты... — проговорил он, собирая все мужество, — кто
ты... могучий...
Человек с горящей головой прорычал:
— Я тот... которого ты назвал болваном... Я тот, который
пришел, чтобы ты сказал это мне в глаза!
Сладоцвет сказал, дрожа как лист на ветру:
— Ты... пришел убить меня?
— А ты того стоишь? — осведомился незнакомец грозно.
— Теперь уже не знаю, — ответил Сладоцвет, собрав все
мужество. — Если бы ты посмотрел на меня вчера... или сегодня утром...
Олег смотрел бешеными глазами. Грудь тяжело вздымалась,
голые плечи блестели, словно политые маслом.
— Кто, — спросил Олег сдавленным голосом, — доставил мертвую
воду в царство царевны Миш?
Сладоцвет грянулся на колени:
— Я даже не знал, что это возможно!
— Почему?
— Нет чародея, сумевшего бы пройти в царство мертвых и
вернуться живым!
Олег несколько мгновений смотрел подозрительно:
— Да? А если источник мертвой воды пробился наружу?
Сладоцвет трясся, чувствуя холодок смерти:
— Я... никогда... не слышал! Не знал!.. И не знаю таких, кто
бы знал!.. Пощади! Что ты... хочешь? Я признаю твою мощь, я стану твоим слугой,
если ты оставишь мне жизнь!
Олег исподлобья оглядел помещение. Уютно, широкие столы с
множеством древних книг, глиняных пластинок, бронзовых дощечек, даже плоских
каменных глыб с дивными колдовскими знаками. Колдун в тиши, вдали от суетного
мира предается изысканиям, как хотелось и ему самому. Но вот-вот грянет
истребительная война... Неужели он тоже смог бы вот так, не глядя, что по всему
свету горят дома, рыдают вдовы, а кони топчут хлебные поля?
«А что я делал три года», — сказал он себе, вслух же
произнес, морщась от стыда:
— А кто мог слышать?
— Не знаю!
— Кого знаешь из колдунов, чья мощь выше твоей?
Сладоцвет всхлипнул, развел руками, но, взглянув в грозное
лицо человека Леса, запричитал:
— Я никого не считаю сильнее... но если тебе нужен другой
колдун... то ты его отыщешь за тремя реками к северу... Он ушел далеко под
землю, чтобы ничто не отвлекало от... ха-ха!.. мудрых мыслей, как будто что-то
мудрое придет в голову под землей, как будто мудрое не высоко в горах...
Страшный человек посмотрел пронзительными зелеными глазами.
Кожа на скулах напряглась, желваки вздулись и не исчезали. Голосом, не предвещающим
ничего доброго, процедил:
— Я отыщу его и под землей. А не отыщу, приду за тобой.
— Но что я... — пролепетал Сладоцвет, он снова рухнул в
пучину отчаяния. — Меня за что, могучий?
— За сговор, — процедил Олег ненавидяще. — Старый
седобородый козел!.. Да, я привык в Лесу чтить стариков, но не все старики
заслуживают почтения. Ты и другие... вы кучка драчливых детей, что деретесь...
не понимая, что есть нечто выше, чем та мелочь, ради которой бьетесь!
Сладоцвет пробормотал осторожно:
— Но чтобы понять, надо прожить долго, очень долго.
Олег закричал зло:
— А я не могу и не буду ждать! Мне уже двадцать весен... да
нет, больше, а что я умею? И ничего не сделал!.. Так и тридцать когда-нибудь
стукнет, совсем старость, а я буду ходить и просить, чтобы разрешили пошевелить
хоть пальцем!..
Сладоцвет с великим изумлением понял, что этот разъяренный
гигант выше его ростом не на версту, а разве что на полголовы, а годами совсем
ребенок. Что еще скажет, когда исполнятся те самые немыслимо далекие тридцать лет...
А на голове вовсе не жаркий огонь, а удивительно красные волосы!
Но из глаз в самом деле идет колдовской свет, ибо самые
могучие колдуны бывают как раз с зелеными глазами, к умению прибавляется еще и
врожденное, как умелому воину нужно еще и крепкое сложение, что зависит не
столько от него, как от его отцов-прадедов.
Когда этот странный чародей повернулся, Сладо-цвет смотрел
вслед со страхом, как на зверя или женщину, ибо от тех и других не знаешь, чего
ждать, ни те, ни другие не слушают разума... у них его просто нет, ведомы
низменными чувствами...
На поверхности Олег затянул потуже поясной ремень. Пришлось
проткнуть еще дырку. Постоянный голод терзает внутренности, как волк по весне,
что готов глодать даже кору с деревьев. Руки стали тоньше, браслеты болтаются,
как после долгой хворобы.
С ним что-то происходит, каждая жилка трясется, в тело
вливаются неведомые силы, он смутно ощущал их мощь, хотелось то плакать, то
визжать по-детски, без причины наворачивались слезы, уже потерял всякую
скорлупу, душа настолько голая, чувствительная... что будет чудом, если через
пару дней не рухнет от истощения.
Раздражение, что терзало последние дни, наконец-то
прорвалось. Если не получается уговорить, то остается либо отступить, как
вообще-то надо сделать, либо тупо переть вперед, как сделал бы, скажем, Мрак.
Но именно Мрак их вел, с ним все получалось, в то время как его мудрость часто
заводила в топь...
Переводя дух, он на всякий случай почистил ножны обоих
швыряльных ножей. Он привык, что из ножен выходят с легкостью, но еще когда
пробирался через лес, набилось чешуек коры, сухих листьев, и в нужный момент
может потерять то мгновение, в какое оценивается жизнь человека, будь он даже
трижды магом.
