Если этот тип вскоре не свалит отсюда, я серьезно выбьюсь из графика.
– Вероятно, я сегодня буду работать допоздна, – сказал Аджай. – Мистер Элиот хочет, чтобы я просмотрел по меньшей мере еще два ящика. Так что мне стоит вернуться к работе.
Клегг не шевельнулся. Аджай заметил, что при упоминании имени мистера Элиота морщинки вокруг глаз дворецкого чуть сжались.
Может, он боится своего босса. А может, просто ждет тарелку.
Но тут Аджай вспомнил кое-что прочитанное сегодня, и части небольшой головоломки сложились.
Подожди, вот расскажу об этом Уиллу.
Аджай сунул в рот остаток сэндвича – почти половину – и принялся энергично жевать, потом допил залпом лимонад (так что жидкость потекла из углов рта) и протянул тарелку и пустой стакан Клеггу:
– Ще раз спсибо за прекрсный ужн.
Клегг взял тарелку и направился к лестнице.
Вот оно что. Старый зануда просто не хотел еще раз идти сюда за посудой.
В кармане Аджая загудел пейджер. Аджай побледнел, и рука его устремилась в карман, чтобы выключить аппарат.
Клегг остановился у выхода и обернулся:
– Что это?
Продолжая жевать, Аджай достал пейджер и посмотрел на дисплей.
– Просто один из приятелей – да, этот олух Ник. Спрашивает, где я.
– Обычно у пейджеров не такой звук, – заметил Клегг.
Аджай сделал несколько шагов к нему, продолжая жевать и с трудом проглатывая остаток сэндвича.
– Если разрешите довериться вам, мистер Клегг, я позволил себе добавить специальный звонок, чтобы отличать звонки ближайших друзей.
Он ждал, думая, поверит ли Клегг. Непонятно.
– Я знаю, что разрешение модифицировать школьное оборудование особо не оговаривается, но я специально просмотрел Кодекс Поведения, и там ничего не говорится о том, что это запрещено.
– Покажи-ка.
Клегг протянул руку. Аджай отдал ему пейджер и затаил дыхание, надеясь, что Ник не свяжется с ним, пока Клегг смотрит на экран. Если пейджер у него сейчас отберут, в опасности окажется не только их миссия.
Повертев пейджер в руках, Клегг вернул его.
– Доложись службе безопасности, когда закончишь. Тебя проводят на посадочную площадку для возвращения на материк.
Клегг резко повернулся и вышел. Аджай подождал, чтобы шаги Клегга на винтовой лестнице прозвучали до самого низа. Потом включил пейджер, чтобы посмотреть, что написал Ник.
Аджай посмотрел на часы, схватил рюкзак и направился к заднему лифту. В вестибюле он увидел свое отражение в зеркале и остановился.
– Аджай Яниковский, – негромко сказал он своему отражению. – Надеюсь, ты готов взглянуть смерти в лицо, а если понадобится, плюнуть ей в глаза.
И с грустью отметил, что однозначного ответа не получил.
Уилл медленно достал темные очки и надел их, предварительно закрыв глаза. А когда снова открыл, то смотрел прямо на астролябию.
Без очков прибор казался неподвижным, все его пересекающиеся медные полосы и кольца оставались статичными. Но в очках Уилл увидел, что все части прибора вращаются независимо друг от друга в сложном, но синхронизированном, согласованном порядке. Потом из центра прибора поднялся металлический стержень, и одно из колец серебристой стали превратилось в шею и голову огромной металлической змеи. С капюшоном, как у кобры, с холодными рубиновыми, точно из драгоценных камней, глазами.
Змея смотрела на него. Уилл сразу это почувствовал.
Эта штука живая. Она не просто машина; она одна из них, живой прибор, наделенный сознанием Команды Иных.
Уилл встретил взгляд твари. И сразу почувствовал, как что-то проникает в его сознание – но не слова; скорее шепот образов, вначале неясный и серебристый, светящийся в темноте, потом набирающий силу и четкость. Уилл закрыл глаза и постарался настроиться на то, что посылала ему эта тварь.
Виды найденного ими города, но не осыпающихся руин, которые он видел внизу, а процветающей общины, полной движения и торговли; магазины, конторы, даже большое, похожее на собор здание, в котором они отыскали вход в нижние коридоры. Над картинами городской жизни, словно фонари, висели в воздухе белые шары, освещавшие улицы.
Все жители этого города имели явственно чужой облик, соответствующий найденным скелетам, но здесь они были представлены в том разнообразии размеров, форм и цветов, какие можно найти на улицах любого города людей. Одни – старики, другие – явно дети, играющие на улицах. Никаких признаков беспорядка, насилия или бойни, о чем, как о главной черте их характера, как будто свидетельствовало обширное жертвенное кладбище, которое они нашли под собором.
Все казалось упорядоченным. Социально организованным. Процветающим. И (наиболее неожиданный термин для описания всего этого) цивилизованным.
– Что она тебе показывает, Уилл? – спросил Франклин.
– Нечто неожиданное, – ответил Уилл.
Как только он это произнес, картины исчезли из его сознания, и он обнаружил, что снова смотрит в глаза змее. Но теперь в этом холодном взгляде он чувствовал жизнь или даже разум. Тварь расспрашивала его, старалась проникнуть в его сознание.
Уилл снял очки. Он не хотел видеть или слышать, что пыталась сказать ему эта тварь.
Мы были народом.
Он услышал, как Франклин чему-то смеется, и, посмотрев на него, обнаружил, что старик наклонился к Эйблсону и слушает.
– Да, ему нужно многое узнать о наших друзьях, – сказал наконец Франклин. – Как всем нам когда-то.
Уилл закрыл сознание для тревожных сомнений и рожденных ими вопросов и с новой решительностью вернулся к своей цели.
– Значит, вот что вы нашли внизу, – сказал он.
– Верно, – ответил Франклин. – Спрятанное в развалинах, скрытое от случайного взгляда. Живой артефакт, содержащий сведения о том, какими они были, и готовый передать их тому, кто прислушается. Как только мы установили с ним мысленный контакт, эманации медленно привели нас туда, где он был спрятан.
– И большую часть того, что вы о них знаете, вы узнали от этой штуки?
– Это сердце их дара, – сказал Франклин, не отрывая зачарованного взгляда от астролябии. – Мы научились настраиваться на него. Это требует строгой дисциплины мысли; надо сидеть возле него, проводить много времени в его присутствии. Вырази свою готовность установить неразрывную связь с ним, и оно медленно раскроется перед тобой. Скоро ты это узнаешь, Уилл.
Уилл уже точно знал, о чем речь. Глядя на прибор, он и сейчас ощущал его силу, чувствовал, что к нему протягивают нить, его соблазняют, внушают теплое лестное чувство, как при встрече со старым другом после долгой разлуки.
