Но только став Аликом Романовым, я понял, почему классическая демократия хорошо работать не будет нигде и никогда. Даже если не только сами выборы, но и предвыборная кампания пройдут абсолютно честно, хоть это и фантастика – все равно. Нищий не сможет стать депутатом, это требует средств. А у него их нет, и, главное, их в его избирательную кампанию никто не вложит. Потому что он, нищета голоштанная, выглядит плохо, вместо сюртука или фрака на нем черт знает что, да еще в заплатах, а живет он в такой заднице, к которой приличные люди с деньгами и близко не подойдут. Кроме того, любое дело требует определенной квалификации. Человек, не умеющий управлять даже велосипедом, а уж тем более чем-нибудь летающим, не годится на роль капитана воздушного лайнера. В жизни не стрелявший ни из чего, даже из рогатки, сразу снайпером не станет. Не умеющий избираться избран не будет никогда, будь он хоть ангел во плоти по своим душевным качествам. А научиться стоит денег, которых у него нет.
Все вышеперечисленное означает, что даже в идеальном случае депутатом смогут стать люди только с доходами как минимум несколько выше среднего. А в неидеальном, как, например, в России двадцать первого века, – существенно выше, причем за время депутатства эта разница еще вырастет. Учитывая же, что сознание народных избранников будет формироваться уровнем их доходов, а работать они хотя бы иногда будут сознательно, получаем вывод – никогда так называемые слуги народа в его интересах принимать решения не будут. Максимум, если они кристально честные, – в интересах узкой прослойки с примерно такими же доходами, как у них. Но так как идеал недостижим, реально они будут работать в интересах тех, кто им платит, а это еще повышает имущественный ценз выгодополучателей от работы депутатов всех уровней.
Все это, пусть интуитивно, народ прекрасно понимал, и во времена моей первой жизни мало было людей, относившихся к народным избранникам хоть с какой-то симпатией. Однако для достижения таких результатов органам народовластия пришлось в поте лица работать лет пятнадцать. Сколько за это время было принято дурацких законов и постановлений, просто подумать страшно. А не дурацких, но работающих исключительно в интересах людей с деньгами – еще больше.
И, значит, передо мной стояла не самая простая задача. Нужно было не только учредить парламент, но и сделать так, чтобы слово «парламентарий» сразу стало означать бессовестного коррупционера, да к тому же еще и далеко не гиганта мысли. Сразу, а не дожидаясь, пока эти типы добьются подобного результата сами, то есть нагородят такого, что придется потом разгребать десятилетиями!
В качестве советника я привлек Владимира Ильича Ульянова, ибо товарищ Ленин (он уже иногда использовал этот псевдоним) относился к буржуазной демократии не только не лучше, а даже, пожалуй, хуже меня. И был полностью согласен с тем, что вводить в России такую мерзость надо очень осторожно. А вообще, конечно, уверял меня Владимир Ильич, ориентироваться лучше на диктатуру пролетариата, которая со временем трансформируется в социалистическую демократию, лишенную врожденных уродств демократии буржуазной.
В отличие от собеседника, я не только имел о социализме теоретическое представление, но долго жил в нем, так что у меня столь радужная картина вызывала сомнения.
– Как пролетариат, имеющий в среднем неполное начальное образование, сможет хоть сколько-нибудь квалифицированно осуществлять свою диктатуру? – поинтересовался я.
– Поначалу ему в этом помогут представители других классов, сумевшие осознать историческую неизбежность краха капитализма. Я, например, как и многие мои товарищи по партии, не пролетарий, однако это не мешает нам бороться за лучшую жизнь для трудового народа.
Ленин немного подумал и на всякий случай добавил:
– Как, впрочем, и вам, Александр Александрович. Обозначенная же вами проблема действительно есть. И мы, коммунисты, видим выход во всемерном развитии всеобщего образования. Мы не идеалисты и не считаем, что сейчас каждая кухарка или подсобный рабочий готовы к управлению государством. В этом мы, как ни странно, согласны с представителями высшего дворянства. Но мы отличаемся от этих господ тем, что требуем немедленного разрыва с предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы готовы бороться за то, чтобы как можно быстрее начать массовое обучение рабочих, солдат, крестьян и прочих трудящихся – в том числе и делу государственного управления. А предлагаемый вами, Александр Александрович, обратный имущественный ценз – это утопия, причем опасная. Тут просматривается широкое поле для злоупотреблений.
– Назовите мне хоть один аспект парламентской деятельности, где оно не просматривается, и я с вами тут же соглашусь. А пока мое мнение таково: распределение депутатских мест по имущественному признаку должно соответствовать таковому распределению по России в целом.
– То есть если, скажем, выяснится, что у нас три процента босяков, то три процента мест в будущем парламенте должны быть зарезервированы для них? – усмехнулся Ильич.
– Да, пожалуй, это будет слишком. И я все больше убеждаюсь, что сейчас всеобщее и равное избирательное право – очень вредная вещь. Нельзя давать право голоса пьяницам – им кто нальет, за того они и проголосуют. Образовательный ценз тоже нужен, ну куда же лезть голосовать, если даже читать не умеешь! Это, разумеется, будут временные меры. Когда-нибудь, когда все станут грамотными, умеренно пьющими и высокоморальными, их можно будет отменить. Однако как быть со вторым врожденным пороком демократии – тем, что, образно говоря, обещать – это еще не значит жениться? Ведь для того, чтобы завоевать сердца избирателей, вовсе не нужно уметь ничего, кроме как фонтанировать красивыми обещаниями. Как, по-вашему, кого скорее изберут – красавца-болтуна или прекрасного специалиста, но некрасивого и не умеющего вдохновенно вещать с трибуны?
– Александр Александрович, все решаемо, если заранее не опускать руки. Вы верно обозначили проблему, и я сейчас вижу два пути ее решения. Первый – это, не побоюсь такого слова, жесточайшая ответственность парламентариев перед избирателями…
– И перед монархом тоже, – кивнул я.
– Простите?
– Избирателям не так уж трудно задурить головы, – пояснил я. – Мне – труднее. А и им, и мне одновременно – и вовсе почти невозможно.
– Э… не исключаю такого, но, с вашего позволения, я продолжу. Наверное, вы в курсе, что сейчас среди либеральной буржуазии пользуется заметной популярностью идея об ответственных перед парламентом министрах. Но тогда эта самая ответственность должна быть всеобщей! То есть пусть сначала парламентарии станут по-настоящему ответственными за свои деяния, тогда можно будет и доверить им контроль за министерствами.
– Ага, – с ходу оценил я идею Ильича, – пусть радеющие за ответственность начнут с себя. И если они зарвутся, а поначалу оно скорее всего так и будет, то мы их к ней и привлечем! Лет по пятнадцать, я думаю, господам хватит. Для начала можно условно, чтобы люди принимали более взвешенные решения. Ну типа проголосовал правильно – пока свободен, а нет – извольте отправляться по этапу.
