Книга Точка бифуркации, страница 55. Автор книги Андрей Величко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Точка бифуркации»

Cтраница 55

Итак, считаем. В Думе второго созыва четыреста двадцать два депутата. Судебное заседание с соблюдением всех необходимых формальностей должно длиться минут двадцать пять, это проверено. Правда, ежовские «тройки» работали куда быстрее, но мне пока нет необходимости идти на рекорд, так что кладем на это полчаса с учетом пятиминутного перерыва между заседаниями. Значит, за восемнадцать часов получится вынести тридцать шесть приговоров, а за двенадцать суток, если работать без выходных – потом возьму отгулы, – можно отправить на нары парламент в полном составе. Так ведь мне весь-то не надо, и половины будет более чем достаточно. К тому же господ депутатов не помешает заранее объединить в преступные группы и судить человека по три за раз. Выходит, даже особо напрягаться не придется.


В общем, так оно и было задумано.

Первая Дума должна была показать людям, что к этому органу народовластия не следует относиться слишком уж серьезно. Она эту задачу с блеском выполнила.

Второй состав должен был доказать депутатам, что их неприкосновенность существует только тогда, когда в своей работе они руководствуются исключительно государственными интересами. Если же появляются какие-то шкурные мотивы, то оная неприкосновенность может развеяться – ну прямо как сон, как утренний туман. И от нее останутся только следы на текущей воде, состоящие в том, что отбывать срок бывшие народные избранники будут в специальном лагере. То есть их там не будут бить уголовники, они с этим прекрасно справятся сами. Есть, если кто не в курсе, такая очень хорошая методика перевоспитания, называется бригадный подряд.

Это означает, что паек выделяется на бригаду по результатам ее работы в целом. И если кто-то не захочет напрягаться, то его норму должны будут выполнить остальные. Или положить зубы на полку, но на это люди вряд ли пойдут. Нет уж, они, может, денек-другой и поголодают, а потом всем коллективом начнут мануально вразумлять плохо работающего. Тут могут быть всего два исхода, причем оба положительные.

Первый – воспитуемый проникнется, воспылает энтузиазмом и начнет трудиться как полноценный и равноправный член общества, то есть товарищам за него работать больше не придется. Профит! Второй вариант – это когда объект убеждения от побоев… того… помрет. В этом случае бригаде либо снизят план, ведь ее численность уменьшилась, либо добавят нового члена, который изначально будет прекрасно знать, отчего и как эту юдоль скорби покинул его предшественник, что наверняка поспособствует повышению трудолюбия.

Вот, значит, я теперь с интересом смотрел, как депутаты второй Думы сами и с энтузиазмом приближают свое личное светлое будущее. Возможно, некоторые его переживут и станут умнее. И уж точно поумнеют новые кандидаты на освободившиеся места.

И, если я себе все правильно представил, начиная с третьей Думы пойдет уже нормальная работа.


Однако в мои оптимистические планы пришлось внести небольшое изменение, причем с подачи Петра Маркеловича. Он, хоть и давно разменял седьмой десяток, хватки пока не терял, даже скорее наоборот.

– Александр, – сказал он, – если вы не хотите думать о поддержании на должном уровне вашего светлого образа в воображении общества, этим приходится заниматься мне.

– Да в общем-то хочу, просто не всегда хорошо получается. А что, я опять где-нибудь напортачил? И, кстати, против вашего участия у меня нет никаких возражений.

– К сожалению, вы, как мне кажется, уже почти созрели до того, чтобы совершить ошибку, – улыбнулся старый канцелярист.

Я вернул ему улыбку. Высказывание, приписываемое Талейрану, но на самом деле принадлежащее разработчику «кодекса Наполеона» де ла Мерту – «это хуже преступления: это ошибка», – знали мы оба.

– Когда вы репрессируете террористов, кои не могут не знать о противозаконности своих действий, общество воспринимает это с пониманием, – развил свою мысль Петр Маркелович. – Более того, если какой-то сановник, явно идущий против вашей политики, причем, несомненно, из своекорыстных побуждений, вдруг внезапно помирает от несчастного случая или неожиданной болезни, это тоже не вызовет резкого осуждения. В конце концов, он знал, на что шел, и должен был заранее оценить риски. Однако сейчас не тот случай. Депутаты просто пока не успели разобраться в обстановке. Им сначала надо все подробно и убедительно объяснить словами, и только если они не внемлют, переходить к более энергичным мерам.

– Какими словами им объяснять? – вздохнул я. – Мне маман говорила, что ругаться матом на публике нехорошо, а никаких других слов при виде этих харь в голову не приходит. Может, вы этим займетесь?

– Да, Александр, конечно, я именно это и собирался предложить. Мне в моей долгой карьере и не такие встречались, причем общаться с ними приходилось не только вежливо, но и уважительно. Научился.

Вот уж не знаю, какие именно аргументы (и сколь уважительно у него они получились) озвучил парламентариям Петр Маркелович, но его хорошо поняли. Больше половины инициаторов закона о печати вдруг сказались больными, а почти все оставшиеся проголосовали против его принятия в третьем чтении. Почти – это потому, что двое не вняли доброму слову и попытались донести свое возмущение до рабочих на собрании трудовых союзов Путиловского завода. В отличие от них, рабочие все поняли правильно и основательно отметелили ораторов.

Ну а мне оставалось только сожалеть. Ведь какой замечательный лагерь для них построили! Я, правда, там не был, но зато видел качественные фотографии. Ничего, если я правильно представляю себе суть демократии, недолго ему стоять пустым. Небось со временем еще и расширять придется.

Глава 27

К началу тысяча девятьсот седьмого года стало ясно, что первая русская революция в общих чертах удалась, то есть привела примерно к тем результатам, которые и планировались. Не без шероховатостей и издержек, конечно, но в общем все получилось неплохо.

Никакого Великого княжества Финляндского в составе Российской империи больше не было. Вместо него на том же месте карты империи скромно разместились две губернии. И граница со Швецией теперь охранялась ничуть не хуже, чем, например, с Австро-Венгрией. Прогрессивная мировая общественность, естественно, взвыла, а я, что не менее естественно, на этот вой начхал.

Николай Николаевич не только выполнил все, что на него было возложено, но даже слегка перевыполнил. Восстание в Хель… в смысле в Гельсингфорсе, было подавлено быстро и жестоко, но под конец великий князь не уберегся. Две пули из «парабеллума» в грудь, лишенную малейшего подобия бронежилета, – это серьезно. И я тут был совершенно ни при чем. Когда восставшие поняли, что явно терпят поражение и их раскатают в блин самое большее через три дня, они отправили три террор-группы с заданием убить командующего гвардией. Одной повезло, но восставшим это не помогло, скорее наоборот. Теперь солдаты никого не пытались арестовать, как раньше, а стреляли сразу, и чаще всего наповал. В общем, восстание было подавлено, а Николай Николаевич уже трое суток пребывал между жизнью и смертью. Я, честно говоря, склонялся к мысли, что второй вариант предпочтительней, но делиться ей с доктором Боткиным, ясное дело, не стал. Ни к чему разрушать уже сложившийся в его представлении светлый образ государя, это будет жестоко. Правильнее поделиться сомнениями с тем, для кого подобное особой новостью не будет, подумал я и по-быстрому съездил на полчаса в Приорат, где встретился с бывшим пограничником, а ныне начальником моей специальной курьерской службы Ефимовым.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация