Теперь же Алексею предстояло заняться мирным трудом – планомерным фотографированием местности на север от Претории, которая по мирному договору должна была отойти к Трансваалю. У его императорского величества появились какие-то планы относительно этих земель. Так что в Россию получится вернуться не раньше осени, но зато уже штабс-капитаном, это Алексею твердо обещал генерал Максимов. И, как добавлял подполковник Зайцев, пилотом первого класса. Выше его только «экстра», но их в России всего три человека, а во всем остальном мире – ни одного.
Прекращению боевых действий обрадовались не только солдаты по обе стороны линии фронта в Африке. Гораздо севернее, в Санкт-Петербурге, похожие чувства испытывал начальник Главного разведывательного управления Генштаба Редигер. Нет, война, конечно, предоставляет некоторые возможности для карьерного роста, но в основном тем, кто находится непосредственно на месте событий, к каковым подвигам Александр Федорович, если честно, не рвался. Всем же прочим могут обломиться и неприятности – как, например, ему, когда в самом начале выяснилось, что со связью в Южной Африке совсем плохо. Зато, когда война закончится, вырисовываются такие перспективы! Можно спокойно, с чувством, толком и расстановкой предаться анализу прошедших боевых действий – наших войск, противника, германских союзников и просто волонтеров со всего света. Материала там хватит не на один доклад, а на целую серию, и первый документ из нее был уже готов для представления его императорскому величеству. Если он и все последующие будут восприняты благосклонно, в чем Редигер почти не сомневался, то чин генерал-лейтенанта станет вполне достижимой реальностью.
Алексей Дмитриевич Оболенский вздохнул и закрыл папку с документами. Кажется, он готов к переговорам с новым президентом Трансвааля Луисом Ботой, прибывающим в Петербург завтра. Вот оно, второе серьезное дело на новой должности – финансового директора его императорского величества объединения предприятий, которое сам император называл холдингом.
Первым же делом была продажа южноафриканского отделения Русско-американской геолого-технической компании, то есть императорских приисков в Трансваале. Поначалу американцы упирались, но после известий о заключении мира наконец-то согласились с нормальной ценой. Пожалуй, Оболенский смог бы со временем дожать их еще на пару сотен тысяч долларов, но Александр Александрович сказал:
– И так сойдет, время тоже деньги.
Теперь же предстояло заложить основы долговременной торговли между Трансваалем, Оранжевой республикой, которая, похоже, скоро войдет в его состав, и императорским холдингом.
Разумеется, покупать буры хотели много. В основном оружие, то есть пулеметы, автоматы, горные пушки и, что удивительно, даже винтовки Мосина. Хотя в общем-то понятно – «маузер 98», конечно, лучше, но русская винтовка почти втрое дешевле.
Оболенскому же предстояло убедить Боту не торопиться с оружием, а сначала закупить оборудование для шахт и начать строить железную дорогу на север. Потому как иначе чем он платить-то будет? Говядина из Южной Африки в Европе за счет перевозки станет золотой, так пусть лучше буры сразу платят золотом и алмазами. Хотя и коровы тоже пойдут в дело, среди совместных предприятий, которые следовало предложить Боте, был и консервный завод.
На нынешней высокой должности – пожалуй, даже более значимой, чем пост министра двора и уделов, Оболенский оказался после благополучного завершения операции с французским кредитом. Правда, такой уж благополучной она оказалась не для всех – например, для бывшего патрона, Сергея Юльевича Витте.
В то, что Витте был устранен по приказу императора, Оболенский не верил ни секунды. Ну совершенно это не в правилах его величества – ликвидировать человека, из которого в перспективе можно было вытрясти не меньше миллиона! А теперь, понятное дело, до большей части денег бывшего министра финансов не доберешься.
И то, что император к смерти Витте непричастен, означало – Оболенскому следует обратить самое серьезное внимание на свою безопасность. Ибо те, кто убил Сергея Юльевича, могут на этом не остановиться. И, значит, надо не ограничиваться той охраной, что ему положена по должности, а завести еще и свою. Денег хватит.
Одна из трудностей грядущих переговоров состояла в том, что далеко не все страны имели понятие о секретности, и Трансвааль к ним точно не относился. И, значит, следовало не только убедить президента в полезности русских инициатив для его страны, но и сделать это так, чтобы даже при желании он не смог разболтать ничего важного.
Впрочем, не только Оболенскому приходилось задумываться о секретности. Подобные вопросы регулярно вставали и перед ее императорским величеством Анной Федоровной, в девичестве Маргаритой Беатрисой Феодорой Гогенцоллерн. Однако такого, чтобы секретить что-то приходилось в том числе и от мужа, до сих пор в ее практике не случалось.
С одной стороны, по смыслу операции «Трест» требовалось, чтобы у императриц действительно появились секреты от императора. С другой – вдовствующая императрица Мария Федоровна была решительно против.
– Милочка, я не знаю точно, сколь на самом деле сердечны и доверительны ваши отношения с Аликом, – заявила мать императора. – Однако я уверена, что у меня начнутся серьезные неприятности, если он заподозрит, будто я скрываю от него что-то важное. А если оно вдруг окажется очень важным, я даже не уверена, что мне оные неприятности удастся пережить.
– Понимаю ваши сомнения, – кивнула Рита. – Поэтому в глубокой тайне будет готовиться открытие нового направления в музыке. Электрического.
– Э… это как? – офигела вдовствующая императрица, – что, кто-то хочет переложить закон Ома для фортепьяно с оркестром? Неужели Алик настолько духовно вырос, что наконец-то сможет отличить мажорную тональность от минорной? В детстве не мог.
– Сейчас сможет, – подтвердила Маргарита. – Правда, не на слух, а на бумаге. Музыкальный слух у него отсутствует полностью. Но тем не менее у меня сложилось впечатление, что на самом деле он отлично себе представляет, на что эта самая никому не известная электрическая музыка должна быть похожа. Но по каким-то причинам никому об этом не говорит, даже мне. Вот мне и захотелось самой понять по косвенным признакам, как он видит электрическую музыку, и сделать ему сюрприз. По-моему, это будет безопасный секрет.
– Да, пожалуй, – согласилась императрица. – А мне, значит, следует намекнуть об этом в ближайшем же письме к сестре?
– Лучше не в ближайшем, а только когда у меня хоть что-то получится. Пока и намекать не про что.
На самом деле Рите в числе прочего хотелось и просто удивить мужа. Ей казалось, что она путем сложных и вроде бы не относящихся к делу вопросов смогла понять, как он представляет себе оркестр электрической музыки. Получилось нечто довольно странное. Две или три электрогитары, какой-то клавишный инструмент, но не рояль, и барабанщик с кучей не только барабанов, но и тарелок. Как же он один-то на этом всем стучать будет?
Однако помаленьку кое-что прояснилось. Так, Колбасьев, которого Александр попросил оказать помощь супруге, сказал, что вполне можно сделать электронный инструмент, напоминающий орган. Правда, пока можно соорудить только одноголосый, но зато с широким диапазоном и множеством регистров, у обычных инструментов не встречающихся. Барабанщику сделали ножной привод для части его сложного хозяйства, и, наконец, по обмолвкам мужа стало понятно, как должна выглядеть солистка. То, что это будет именно Марина, Рита решила сразу. И с некоторой завистью убедилась, что необычный черно-красный брючный костюм отлично гармонирует с высокими шнурованными сапогами, и все это на великой княгине Марине Романовой смотрится просто великолепно. Рита даже слегка забеспокоилась – не уйдет ли муж, увидев такое, но почти сразу пришла к выводу, что это невозможно. Максимум – изменит разок-другой, да и то вряд ли. Дело в том, что у него гипертрофированное чувство долга, и Рита до сих пор не могла решить, хорошо это или не совсем. В общем, приходилось принимать Алика таким, какой он есть.
