Зеркало помутнело, задрожало – и открыло переход в желаемое место. И его светлость, выдохнув, мягко ступил в зеркальную поверхность, пережил мгновение обжигающего холода – и вышел в кабинете. Из-под плотно прикрытой двери доносились едва слышные разговоры гвардейцев-охранников («дисциплина!» – поморщился бы Тандаджи) и под дверью виднелась тонкая полоса света.
Теперь нужно было действовать быстро, и Люк ускорился, весь превратившись во внимание и слух.
Проверил помещение на сигналки, щиты – нет, как и предполагал, здесь было чисто. Проскользил к столу, зажал в зубах тонкий фонарик и начал методично, мягко открывать ящики. Привычно проверять содержимое, не смещая ничего в сторону – о, как третировал его Тандаджи, пока он не научился этому! Изучать их на двойное дно. На верхнем ящике пришлось воспользоваться отмычкой – но и он открылся со звонким щелчком.
Люк замер. Но охранники будто ничего не слышали – все так же продолжали неторопливо обмениваться фразами. Дармоншир аккуратно проверил и верхний ящик. Печать, документы. Ничего нужного.
Когда он закрывал ящик, по спине словно холодком потянуло. Возникло ощущение, что на него смотрят – и Люк медленно оглядел помещение. Не было камер. Передернул плечами. Нервы, видимо.
Стол был изучен. Его светлость глянул на часы. Еще минут десять у него есть. Как же мало времени!
Шкафы он оставил на потом. Последнее место, куда Луциус мог бы положить важные фотографии. Сначала стены. Где-то здесь должен быть спрятан сейф.
Люк аккуратно осмотрел все картины. Пусто. И двинулся от окна по часовой стрелке, легко простукивая деревянные панели, которыми был украшен кабинет. По логике, если сейф есть, он не должен располагаться далеко от стола. Неудобно, а его величество ценит рациональность.
Герцог двигался, а ощущение давящего взгляда все усиливалось. И в голове словно поднимался шум, какой бывает от шипящего телевизора или помех на радиоволнах. И накатывало, сжимало виски давящее чувство страха. Не своего, внушаемого, но такого осязаемого, что Люк начал дергаться, оглядываться ежеминутно в темноту кабинета – и ругать себя. Казалось, что из углов подступает мрак. Видимо, все же какая-то защита тут стояла. Ментальная. И будь человек послабее, уже бы рвался на выход к охранникам, в панике умоляя спасти его.
Но ему было просто омерзительно – и пусть начинали подрагивать зубы, и слабеть руки и ноги, и пусть уже не страх ощущался – тяжелый, животный ужас, будто лежишь связанный, а тебя собираются жрать. Он справится. Есть ради чего.
– Шшшшшш, – настойчиво, угрожающе шумело в ушах. Люк ещё раз оглянулся, нажал на панель, у которой остановился – под ней звук отличался – и та отошла со скрипом. И он выдохнул, поднял маску – камер не было, а под ней лицо все вспотело, – и немного подкрутил фонарик, чтобы светил ярче.
Сейф был старым, с вентилем – и самым простым для открывания. Герцог неслышно достал фонендоскоп, и на несколько минут забыл и про страх, и про неприятное ощущение, что его сейчас поймают. Он слушал, крутил, ждал щелчков, перебирал комбинации – и так увлекся, что, когда дверца с тонким звоном открылась, даже опешил. Потер затылок – он саднил, будто его сдавливали. Пляшущий свет фонарика выхватывал стопки документов, – наверняка настолько секретных, что даже за взгляд на них его могли бы казнить, – и, наконец, остановился на плотном конверте.
Он еще не видел, что там, но уже знал – да, это оно. Чуял.
Еще раз недовольно потер затылок – и недоуменно посмотрел на свою руку. Потому что о что-то поцарапался. Обо что-то холодное. Еще раз пощупал воротник – тот был заледеневшим, как мокрое белье на морозе. Шум в ушах вдруг усилился до невозможного, и его светлость наконец-то понял, почему двигается так медленно.
Он ужасающе, невероятно замерз. Больше всего это походило на то, что он испытывал во время пребывания в подпространстве.
Сзади ему почудилось движение – он оглянулся и замер, подняв руки.
Двигаясь сквозь массивный стол, как сквозь туман, к нему медленно текли-приближались две огромные полупрозрачные змеи. Чуть ниже его ростом, со светящимися лазурью глазами и широкими капюшонами. Беззвучно.
От них и шел удушающий холод – из глаз покатились слезы, тут же застывая на щеках, замерзли и покрылись инеем ресницы, брови. Потрескались губы. Пальцев на руках он уже не чувствовал.
Змеи остановились в шаге от него. Равнодушные, неспешные охранники. И действительно, куда им торопиться, если вор никуда не уйдет? И понятно теперь, почему здесь нет ни щитов, ни сигналок. С такой защитой они и не нужны.
– Ш-ш-ш-шшшш, – змеи раскачивались, свивали-развивали хвосты – белые, будто из молочной дымки. Духи воздуха, прикрепленные здесь стражами.
– Я пришел за своим, – сказал он хриплым шепотом. Ни на что особо не надеясь, только чтобы не стоять и не замерзать вот так, просто. – Дайте мне забрать фотографии, – он подумал, – пожалуйста. Я закрою и уйду. Больше ничего не трону.
Змеи перестали шипеть. Прислушивались, источая холод – а Люк, чтобы разогреться, переступал с ноги на ногу, осторожно двигал руками.
– Смотрите, – проговорил он тихо, – я возьму только одну папку. Видите? – он протянул руку назад, не глядя, нащупал конверт – но замерзшие пальцы никак не желали слушаться, и он невольно оглянулся. И не успел повернуться обратно – как обе змеи метнулись к нему – одна впилась зубами в плечо – его будто льдом пробило, оплела Люка хвостом, другая вцепилась в шею, дернулась – и отстранилась.
Боли не было, и кровь не шла. Но по телу, по жилам пополз смертельный холод, словно они впрыснули его вместо яда. Дармоншир захрипел, глядя в близкие змеиные глаза – те, казалось, светились удивлением.
– Я же такой, как вы, – просипел Люк. Закружилась голова, он шатнулся назад, пытаясь отодрать от себя духа воздуха, врезался в стену – глухо получилось. Охранники опять ничего не услышали. – Я же тоже из ваших…
Он тяжело осел на пол, выбивая зубами дрожь и корчась. Змея, что вцепилась ему в плечо, чуть разжала обьятья, отстранилась, с отчетливо читаемым недоумением вгляделась ему в лицо. И вдруг отползла в сторону, к раздраженно мотающей башкой товарке.
Ледяной туман заполнял глаза, голова стала легкой, будто он принял наркотик – и Люк внезапно тихо, болезненно засмеялся, глядя, как совсем по-человечески змеи что-то толкуют друг другу. Он думал, как презрительно и разочарованно выругается Луциус, найдя с утра в кабинете его окоченевший труп, и как горько будет Марине – а змеестражницы чуть ли не дрались напротив, нервно шипели, поглядывая на вора, толкали друг друга хвостами. Наконец одна то ли обиделась, то ли сказала что-то типа «Делай что хочешь, но без меня» – и гордо удалилась в угол кабинета, растворившись там во мраке. А вторая, та самая, что кусала его в плечо, осторожно подползла, заглянула уже не чувствующему тела герцогу в глаза, приблизила морду к лицу – и начала мелко-мелко лизать его губы тонким и очень горячим языком. От него распространялось тепло.
