Но её у меня не было.
Пока я поднимался на третий этаж, меня охватила настоящая паника. Я не знал, что плохого может случиться и даже примерно представлял себе, что произойдёт, но не мог побороть это чувство, заморозившее все прочие ощущения. Это как зимой прикоснуться языком к холодным железным перилам школы: кожу приятно щиплет, но душа уходит в пятки от мысли о грядущей боли. Впрочем, если бы я обжёгся или порезался сейчас, то, наверное, ничего бы не заметил.
Я немного помедлил перед дверью и огляделся. Обычная лестничная клетка девятиэтажного дома, построенного лет двадцать назад. На полу маленькая кафельная плитка, в ней местами зияли пустые квадратики; темно-зелёные стены и лампы дневного света создавали ощущение погреба. На мысли о подземелье наводил и чуть затхлый запах. Три двери с одной стороны от лифта и три — с другой. Все двери разные, некоторые не меняли много лет — они обиты дерматином, другие современные металлические. В одну из этих мне и предстояло войти.
Я зачем-то выдохнул, как будто собирался выпить рюмку водки, и перекрестился. Позвонил.
Андрей открыл почти сразу (надеюсь, он не наблюдал за мной в глазок). Он стоял в одних трусах. Спортивное мускулистое тело, на которое теперь можно было смотреть, не боясь быть уличённым в подглядывании. Но я стеснялся, поэтому, бросив быстрый взгляд, сразу поднял глаза.
— Извини, только что из душа. Сейчас оденусь и сварганю что-нибудь поесть, — весело сказал он.
Я вовсе не был голоден, но не знал, как себя вести, поэтому молча разделся и прошёл в комнату. Страх и оцепенение никуда не делись, наоборот, стали ещё сильнее. Я сел на диван, вытер о штаны мокрые ладони и огляделся с опаской, будто ожидая, что из шкафа сейчас выйдут Катя с Артуром.
Ремонт был сделан совсем недавно, бежевые обои ещё помнили магазин, побелка на потолке была белой, а не сероватой от осевшей на ней пыли, паркет всё ещё немного пах лаком. Напротив раскладного дивана, куда я сел, стояли книжные полки с альбомами по искусству и недавно изданными книгами, никаких макулатурных собраний сочинений, как у нас дома.
Письменный стол у окна мог похвастаться компьютером — роскошью, доступной немногим. Всё было новым, чистым, только что купленным.
Я поймал себя на том, что безуспешно пытаюсь отыскать следы Катиного присутствия. Даже на фотографии рядом с компьютером Андрей стоял рядом с женщиной в возрасте — наверное, мамой. Впрочем, может, просто это его кабинет, поэтому тут нет её вещей.
Он зашёл в комнату в джинсах и свободной красной футболке.
— Ты очень голодный или так себе?
— Нет, не очень.
— Ну, у меня рыба есть и какие-то консервы. Могу рыбы пожарить.
— Давай.
— Да ты что такой каменный-то? Всё нормально? — спросил Андрей с улыбкой.
— Да-да. Всё хорошо, — ответил я как можно бодрее, чтобы он не заметил мою неловкость. Хотелось казаться видавшим виды парнем, которого сложно удивить, но, видно, такая игра была мне не под силу.
Андрей подошёл, сел рядом, обнял меня сзади и начал шептать на ухо: — М-м, боишься меня что ли, воробей? Ну, ты не бойся, мой хороший. Я не кусаюсь. А если кусаюсь, то от этого только приятно…
Он расстегнул мне ширинку и начал ласкать меня. По-прежнему было страшно, но в его руках становилось спокойнее, особенно если не смотреть на него.
— Ну, ну, этак мы сейчас наиграемся, а потом мне ничего не достанется, — сказал Андрей, поцеловал меня в шею и ушёл на кухню жарить свою рыбу.
Мне стало легче и теперь хотелось, чтобы скорее прошла эта прелюдия с рыбой и ужином, и мы бы оказались рядом, и не нужно было бы бояться, что мы наиграемся, и ему ничего не достанется.
За ужином я не мог ни о чём думать, и на вопросы Андрея отвечал односложно, стараясь делать это бойко, чтобы не показаться занудой.
Время тянулось медленно, мне казалось, что Андрей почему-то специально оттягивает момент близости. Но, может, он просто выполнял обычный ритуал?
— Ну что, душ хочешь принять? — спросил он меня.
Я вообще-то помылся дома, но тем не менее согласился. В ванной было заметно, что в доме живёт женщина: на полке рядом с раковиной стояли бутылочки, тюбики и баночки, хотя никаких предметов женского туалета не было. Конечно, он просто решил скрыть от меня, что у него есть девушка, но в ванной убраться не догадался.
Когда я вошёл всё в ту же комнату, диван был уже разобран, Андрей лежал в халате с журналом в руке. На мне были только плавки, остальную одежду я положил на край дивана.
Если долго, до последнего сидеть под водой, а потом вынырнуть и дышать, дышать, дышать — так, будто дышишь в первый и последний раз, — нет времени наслаждаться воздухом, думать, свеж он или нет, пахнет ли лесом или пылью: ничего этого не замечаешь, просто дышишь и радуешься тому, что это можно делать так легко. Так же я наслаждался Андреем: его смуглым горячим телом, по которому я мог бы вечно водить руками, чтобы снова и снова ощущать под пальцами его грудь, бицепсы, сильные плечи.
Мне ничего не нужно было бы от этой ночи, ничего, что произошло позже.
Андрей вообще мог бы не двигаться, мне было достаточно просто ласкать его, прижиматься к нему, время от времени отстраняться, чтобы посмотреть на него в полутьме комнаты, каждый раз захлебываясь от восторга, что это не сон или мечта, я — здесь, с ним, и я дышу, дышу.
Он был нежен со мной, его руки были повсюду, казалось иногда, что сердце вот-вот остановится от истомы, в которую погружали его прикосновения, в ногах и руках покалывало, будто они занемели, я только вздрагивал и постанывал аккуратно, чтобы не сбить, не вынырнуть ненароком. Он перевернул меня на живот и лёг сверху. Он старался делать всё аккуратно, но было больно. Очень больно. Как будто меня привязали к двум лошадям, и те разрывали меня надвое. Волна удовольствия схлынула, стало трудно дышать. Я закусил наволочку, зажмурился, но терпел, чтобы не дать Андрею почувствовать, что он делал что-то не так. Он двигался на мне, было уже не так больно, как сначала, но приятно всё равно не становилось. Я только ждал, когда всё закончится, чтобы можно было снова повернуться к нему, обнять его и гладить его сильную спину. Наконец, он быстро задышал, закряхтел, потом несколько раз дёрнулся и навалился на меня.
Андрей снял презерватив и по-деловому принялся за меня. Несмотря на то что мне было хорошо, развязка всё не наступала, поэтому мне пришлось закончить самому. Он достал откуда-то из-за дивана полотенце, и мне стало немного противно, я подумал, что, может, я не первый, кто им вытирался. Вообще последние несколько минут были похожи на работу какого-то конвейера, но я подавил в себе эти мысли и растянулся на постели.
Мне хотелось ласкать его ещё и ещё, но Андрей пробурчал, что устал, а завтра на работу, чмокнул меня и отвернулся. Я долго не мог заснуть и всё любовался его спиной. Мне хотелось обнять его, но я боялся его разбудить. Сон не шёл. Я встал и пошёл на кухню. Несмотря на съеденный ужин, вдруг страшно захотелось есть, но в холодильнике ничего не было, кроме сметаны. Я открыл её, достал ложку, сел на стол так, чтобы можно было болтать ногами, и стал есть сметану прямо из упаковки.
