Президент Раббани что-то долго не принимал нас, видимо торопливо пожиная плоды американской победы над талибами. Когда все-таки прошла команда срочно выезжать на встречу, в гостинице, как нарочно, отключили электричество и вместе с ним миниатюрные бойлеры на десять литров воды, в силу чего мыться каждый раз приходилось бегом. Я зажег огарочек свечи, открыл последнюю бутылку холодной газированной воды и кое-как побрил свое заросшее чело, причем газировка шипела на моих ланитах, а бритвенный станок скребся о них таким звуком, будто рыбу чистил.
Наша встреча с ним вряд ли будет вам интересна. Не так давно господина Раббани убило бомбой, и я не скорблю о нем, ибо этот благообразный дедушка-богослов был одним из руководителей операции по истреблению наших военнопленных на территории пакистанской военно-воздушной базы Бадабер.
Пришло время получить груз гуманитарной помощи. Меня охватило чувство гордости за свою страну, когда я увидел в аэропорту Баграм, как двенадцать огромных Ил-76 заходят на посадку. Это было поразительное зрелище, которое я никогда не забуду. В то время, как одна из машин шла по глиссаде к аэродрому, другая ложилась на разворот, а третья зависала в воздухе, ожидая своей очереди на посадку. Могучие двигатели огласили мощным ревом, подобно колоссальному органу, окрестности аэродрома, отзываясь гулким эхом от мрачного Гиндукуша, амфитеатром окружившим Баграм. К слову, все присутствовавшие там иностранцы, включая американских военных, буквально обалдели от этого зрелища. Знай наших, дядя Сэм!
Жаль все-таки, что у нас с американцами отношения никак не наладятся. Хорошие они ребята, терпеливые, доброжелательные и снисходительные к младшим собратьям по разуму. Стою я это как-то раз на аэродроме Баграм рядом с американским лейтенантом (выгнав талибов из Кабула, американцы первым делом прихватили эту авиабазу неподалеку от столицы), от нечего делать смотрю, как маленький легкомоторный самолет заходит на посадку. Заметив мой интерес, американец на всякий случай пояснил мне: «Бич эйркрафт!» («пляжный самолет», от английского слова «beach», т. е. пляж). Прикинувшись русским идиотом, для чего мне не надо особо напрягаться, я удивленно переспросил: «Bitch?» («проститутка», произносится так же как и «пляж»). Сообразив, что случай «тяжелый», американец для вящей ясности переходит на ломанный русский: «О, нет, что вы! “Бич” – это такой женщина некароши, а “бич” – букви b, e, a, c, h – это пльяж. Understand?»
Просто от удовольствия, что со мной так хорошо разговаривают, попросил объяснить еще раз. Он охотно повторил все с самого начала. Чувствуя себя в душе немножечко скотиной, я сказал, что все-таки не могу взять в толк, чем один «бич» лучше другого. Лейтенант объяснял мне до тех пор, пока я не сознался, что наконец-то все понял. В знак благодарности желаю ему поскорее стать полковником на благо терпеливого и доброжелательного американского народа, и чтобы санкции на нас не накладывал.
Мой вклад в афганскую эпопею микроскопичен по сравнению с тысячами людей, воевавших там, работавших с нужными нам людьми, помогавшими афганскому народу. Мой отец и его коллеги занимались выводом войск. И в том, что нашим солдатам не стреляли в спину, есть и его заслуга. Я все решил предложить на ваш суд краткую историю моей поездки в Кабул, ставшей одним из самых ярких впечатлений моей жизни. О том, как развивались последствия афганской войны в этой стране и Пакистане, включая поиск советских военнопленных, я рассказал, как сумел, в повести «По ту сторону Гиндукуша».
По ту сторону Гиндукуша
В 1998 году была издана моя книга под указанным выше названием, в которой я сделал попытку рассказать о некоторых событиях, происходивших в Афганистане и Пакистане сразу после вывода советского воинского контингента в 1989 году. Борьба за власть в Кабуле, роль пакистанских властей и спецслужб в событиях тех лет, работа советского, а затем российского посольства в Исламабаде по вызволению из афганского плена наших военнослужащих – вот те основные темы, которые определили содержание книги. Я издал ее под псевдонимом А. Баширов, поскольку, работая тогда в российском МИДе, не понимал, не разделял и не одобрял некоторых установок и действий новой российской власти как в отношении наших бывших афганских союзников, которые были брошены на растерзание моджахедам после падения режима Наджибуллы весной 1992 года, так и военнопленных. Мне до сих пор отвратительно наглядно проявившееся стремление некоторых официальных и неофициальных российских деятелей превратить трагический вопрос о судьбе военнопленных в средство достижения собственной известности и сопутствующих ей дивидендов. Как правило, у них это получалось. Успехи посольства по розыску военнопленных выдавались этими торгашами за свои собственные, а на само посольство ими выливались ушаты помоев, чтобы никто не сомневался в том, что именно они и есть герои-освободители. Мне памятны интервью некоторых из этих фокусников, которые, изнывая от восхищения собственной храбростью, рассказывали о своих поездках в Пешавар, «битком набитый вооруженными до зубов моджахедами».
Я был в Пешаваре девять раз и даже присутствовал на свадьбе сына одного из лидеров этих моджахедов. Некоторые из моих коллег бывали в Пешаваре еще чаще, чем я. Никто из нас не изображал из себя героев. Мы просто исполняли свой служебный долг, к тому же искренне, по-человечески желали помочь нашим ребятам.
Я долго не возвращался к этой книге и не хочу ее переиздавать. Она слишком тяжелая и мрачная, да и тема ее ушла далеко в тень. Предлагаю вам лишь три отрывка из нее – «Буря в пустыне», «Предательство» и «Фальшивый пленный», которые своим стилем и настроением не похожи на остальные новеллы, помещенные в сборник, который вы держите в своих руках.
Буря в пустыне
Огромный голубой автобус стремительно мчался на машину. Я лихорадочно переключил скорость с четвертой на третью, вжал педаль газа до самого пола, чтобы уйти от столкновения и… не успел. Голубое чудовище налетело сбоку на автомобиль, но не ударило, не смяло, а плавно, словно сквозь масло, прошло через него…
…Судорожно дернувшись всем телом, я проснулся. «Слава Богу, это только сон», – с облегчением подумал я, встал и начал собираться, чтобы поехать с посольским водителем, пакистанцем Хуссейном, именуемым просто Хуся, в Равалпинди. Хуссейн, проработавший в посольстве двадцать пять лет и хорошо знавший не только все окрестности, но и круг интересов советских хозяев, предложил на днях свозить меня в магазин инструментов и дачных принадлежностей, намекнув, что хотел бы получить в качестве гонорара за свои добрые услуги несколько бутылок пива, которое ему посоветовали-де пить как лекарство.
Кошмарный сон, разбудивший меня, имел под собой реальные основания. С началом американской военной операции против иракского президента Саддама «Буря в пустыне» по Пакистану прокатилась мощная волна антиамериканских демонстраций. Власти не допустили никаких шествий в самой столице, однако некоторые ее жители нашли иные формы выражения протеста. Например, водители грузовиков и голубых городских автобусов, ходивших от университета имени «основателя нации» Мохаммеда Али Джинны в город через дипломатический квартал, устроили форменную охоту на автомобили с бледнолицыми пассажирами, не очень-то разбираясь при этом, американцы они или нет. До прямых наездов дело, правда, не доходило, однако было отмечено немало случаев, когда пакистанские водители норовили вытолкнуть легковушку с дипломатическим номером на обочину или как бы невзначай зацепить ее кузовом.
