Когда все закончилось, Терцев отдраил люк. Оглядел с высоты картину учиненного побоища. Все пять танков роты стояли вдоль дороги, развернув стволы орудий в сторону леса, к которому двигалась колонна. Напротив молотила на холостом ходу машина Малеева, по самую башню забрызганная грязью и кровью. Через открытый водительский люк был виден Ветлугин. Сидевший за рычагами сержант пил что-то горячее из дымящегося трофейного термоса, подобранного на дороге, наскоро перекусывая сухарями. Сам старший лейтенант выбрался на шоссе и присел на корточки рядом с раненой лошадью. Животное лежало у обочины, бока его вздымались от прерывистого дыхания. Оно выгибало длинную шею и время от времени безуспешно пыталось подняться, судорожно ударяя передними копытами по замерзшей земле. Малеев погладил лошадь по голове, достал из кобуры пистолет и вложил животному в ухо. На дороге прозвучал последний одинокий выстрел. Встретившись глазами с Малеевым, капитан Терцев кивком указал ему на башню и сам спустился в боевое отделение. По рации прозвучали очередные распоряжения для танков роты…
Остановились в перелеске. Терцев сверился с картой. Впереди должна была быть река и еще одна дорога вдоль нее. Выслали разведку пешим порядком проверить проходимость пологих косогоров, чьи скаты были наполовину занесены неглубоким снегом. Через полчаса разведчики вернулись, доложив, что местность впереди вполне доступна для движения танков. Все машины исправны. Горючего в баках оставалось еще более чем на две трети. Орудийные боеукладки почти нетронуты, боекомплекты к пулеметам израсходованы наполовину. Капитан посмотрел на небо – было пасмурно, облачность низкая. Занимался новый день. Нужно было продолжать выполнять задачу. Терцев отдал приказ на движение.
Они заметили друг друга одновременно. На открывшемся после косогора изгибе дороги стояли немецкие танки и самоходки. Как раз около десятка. Вероятно, те самые.
«Викинги», – мелькнуло в голове у Терцева. Он приник к триплексу.
Противник стремительно развернулся веером и без выстрела пошел на них в атаку. Расстояние до появившихся на косогоре «тридцатьчетверок» быстро сокращалось. Понимая, что у них остаются секунды, Терцев приказал роте остановиться. Наступавшего снизу противника было отлично видно. В принципе, опытным экипажам и нужны были только эти несколько секунд, чтобы осмотреться. Они еще успели проверить связь, перед тем как перевести радиостанции во всех машинах, кроме командирской, «на прием». В шлемофоне привычно раздались позывные и уставные фразы: «Слышу хорошо».
– Бронебойными. С коротких. Нумерация целей слева направо, – переключившись на передачу, распорядился капитан.
– Понятно, командир, – весело отозвался в наушниках Малеев. – Как обычно.
И бросил свое неизменное:
– Пошли, смертнички!
Их ругал за это комбат, требовал прекратить засорять эфир, после называл это суевериями. А потом махнул рукой – мол, делайте, что хотите. Так или иначе, но в роте Терцева крепко прижились эти две фразы, неизменно произносимые по рации перед каждым боем. Ритуал, суеверие – кто знает? Но им отчего-то было это необходимо. Уже и не вспомнить, где и когда это повелось. Но не особо веселая реплика Малеева, произносимая со свойственным только ему задорным цинизмом, приносила до сих пор им удачу. Впрочем, на эту реплику должен был последовать ответ.
– Раньше смерти не помру! – спокойно и уверенно прозвучал в эфире голос второго командира взвода.
– Огонь! – скомандовал Терцев.
Перемещаясь по косогору, танки роты открыли огонь по противнику. Умело маневрируя, тот начал ответную стрельбу. Оглядев сквозь смотровые приборы поле боя, которое быстро заволакивало дымом, Терцев подал общую команду:
– Атака в линию! Интервалы пятьдесят!
Танковые двигатели взревели на максимальных оборотах. Следуя распоряжению своего командира, сержант Ветлугин бросил машину с косогора вниз. Их «тридцатьчетверка» оказалась как раз в центре атакующей роты.
– Стой! Короткая! – крикнул во внутреннее переговорное устройство танка старший лейтенант Малеев. И продублировал команду водителю толчком сапога сверху в плечо.
Ветлугин рванул тормоз, машина качнулась и застыла на месте. В смотровую щель по-боевому задраенного люка Ветлугин ясно увидал на снежной целине низкий профиль немецкой «четверки» в зимнем камуфляже.
– Готово! – прозвучало в шлемофоне.
– Выстрел!
Рявкнула пушка над головой. Ветлугин увидел, как буквально за секунду до выстрела «четверка» резко развернулась, уходя от попадания. Разрыв снаряда пришелся у ее гусениц с правого борта, не причинив, впрочем, вреда. Ветлугин слегка удивился – старший лейтенант Малеев промахивался редко. Вернувшись на прежний курс, противник увеличил скорость и пошел прямо на них. Зрачок неприятельского орудия грозно шевелился, указывая на них будто пальцем – германец наводился, чтобы выстрелить по ним с ходу.
– Стоим-стоим. Короткая… – раздался в переговорном устройстве ровный голос Малеева, продолжавшего давить на плечо водителя сапогом.
– Готово!
– Выстрел!
«Четверка» вильнула. Их снаряд, высекая снопы искр, срикошетил от ее башни и с гулом ушел в сторону. Было ясно, что перед ними опытный и чрезвычайно умелый противник.
– Право тридцать, полный ход! – толкнул обеими ногами в спину Ветлугина командир.
Сержант и сам ждал распоряжения, понимая, что теперь с линии неприятельского огня нужно было отпрыгивать им. Поднимая вокруг себя снежный вихрь, «тридцатьчетверка» рванула в сторону. Через секунду на месте их стоянки уже разорвался вражеский снаряд.
Старший лейтенант Малеев между тем не терял времени даром. Развернув орудие влево и воспользовавшись изменившимся расположением машин, влепил противнику снаряд под основание башни. «Четверка» вспыхнула, но все еще продолжала движение. Они разминулись на противоположных курсах и не видели, как полминуты спустя от второго попавшего снаряда, выпущенного другой машиной их роты, у вражеского танка внутренним взрывом сместило набок башню – сдетонировал боезапас. С этим противником было покончено – грудой исковерканного металла объятый пламенем немецкий танк застыл посреди поля перед косогором.
А на самом поле, ближе к реке, уже вовсю кипел встречный танковый бой. Танки кружились, казалось, в каком-то диковинном хороводе. Рык двигателей, клацанье гусениц, отрывистые выстрелы орудий – все это воспринималось уже прилично оглушенными и угоревшими экипажами будто сквозь вату. И над всем этим мутной пеленой стояла грязная снежная взвесь, пропитанная запахами пороха и выхлопных газов, оседавшая на вывороченные комья земли, которые оставались вслед за танками. Горела одна из машин их роты. Приткнулась к косогору немецкая самоходка с проломленным бортом. Яростно отстреливалась обездвиженная «четверка» с размотанной перебитой гусеницей. А хоровод из уцелевших танков, издавая низкие, какие-то утробные звуки, продолжал вертеться, будто бы состоял из огромных живых существ. Отчаянная танковая схватка продолжалась. Получившие попадания, но сохранившие боеспособность «тридцатьчетверки» Терцева теснили танки противника к реке. На командирской машине заклинило башню. Тем не менее все отчетливо слышали распоряжение капитана:
