– А гильзы стреляные, кровь, видел чего?
– Неа, – Сергей машет головой, – вообще ничего нет.
– Да ты гонишь! – Винт подходит к Сухову. – Скажи прямо, что не пошел, я тебя пойму, тем более ты нас спас, можно сказать из дерьма вытащил.
– Как было, так и рассказал, – цедит Сергей, – ты меня знаешь. Лучше пойдём и проверим!
– Пойдём!
Винт поднимает с земли потрепанный взрывом рюкзак собирателя.
– Всё, что уцелело, забираем с собой. Живо!
Бойцы, обшарив мародёров, забирают оружие, патроны, и изрядно прибавив в весе БК, идут вниз по улице, на «пятак»…
Глава 8
Выродок
Убежище. Бокс Колесникова. Эта же ночь
Батя, уперев огромный кулак в скулу, задумавшись, сидит за столом. Пальцы барабанят по бутылке, на дне которой плещется прозрачная как слеза жидкость. Под потолком бокса вьются клубы дыма от чинарика, лежащего на краю пепельницы.
Колесников смотрит на небольшую цветную фотографию, лежащую перед ним на столе. Такие обычно вклеивают в паспорта. С картинки, точно глядя Бате прямо в глаза, взирает привлекательная темноволосая девушка лет двадцати – двадцати трёх.
– Катя, – почти беззвучно шепчет Колесников, – Катюшка моя. Как же так? Ведь не о том мечтали. Мечтали… – губы Бати расползаются в усмешке, больше напоминающей оскал мертвеца, – только это нам и остаётся! Ты слышишь меня?! – Колесников поднимает глаза. – Её-то за что?! Где твоё милосердие?! Если ты хотел наказать меня, то так бы и сделал! К чему эти игры? Или ты думаешь, что, забрав её и моего сына, а меня оставив здесь, ты сделал мне больнее? Ха! – Колесников потрясает кулаком, точно грозя потолку. – Ты наказал всех тех, кто заживо похоронен здесь! – Батя почти срывается на крик. – Это… – Батя старательно подбирает слова, – стадо! И теперь я их пастырь! И я тебе клянусь… – Колесников ухмыляется, – они ещё проклянут тот день, когда поставили меня над собой!
Батя грохает кулаком по столу, затем наливает себе полный стакан. Опорожнив бутылку, Батя нагибается и ставит её на пол рядом с пустой.
Хмыкнув, Колесников смотрит на стену, на которой висит плакат с изображением леса.
– За прошлое, – тянет Батя, затем, подняв стакан, цыкнув, добавляет: – И будущее, которого нет… Погнали!
Колесников глушит водку жадными глотками. Стакан стучит по зубам. Кадык дёргается. Неожиданно раздаётся стук в дверь. Колесников, едва не поперхнувшись, смотрит мутными глазами на герму. Облизывает искусанные до крови губы. Затем, когда стук вновь повторяется, Батя, с трудом ворочая языком, орёт:
– Хр… Хре… Какого лешего там принесло?!
Стук звучит громче, настойчивее, и Батя теряет терпение. Рывком распахнув ящик стола, Колесников достаёт ПМ. Снимает его с предохранителя. Держа пистолет в руке, Колесников встаёт из-за стола, едва не скинув с него открытую консервную банку с надписью «Сайра».
Нетвёрдой походкой подойдя к двери, Колесников сдвигает засов, мысленно смакуя эффект от того, как он ткнёт стволом в харю незваному гостю, а самое главное, в зависимости от настроения, может быть даже нажмёт на спусковой крючок. Опьянение властью – сильнее алкогольного. Колесников чувствует, как ребристая рукоять удобно лежит в руке. Тяжесть оружия придаёт уверенности.
Готовясь разразиться отборным матом, Батя рывком распахивает гермодверь. Но вместо всем привычного: «Иди на хрен!» Колесников, увидев на пороге Эльзу, точно налетев с разбегу на бетонную стену, икнув, говорит:
– А, припёрлась? Ну тогда заходи, бухнём!
Женщина смотрит в глаза Бати, затем переводит взгляд на упертый в грудь пистолет.
– Ты ствол-то убери, а то у тебя руки дрожат. Ты же не хочешь, чтобы он выстрелил?
Батя лыбится.
– А ты что, пожить ещё хочешь, да? Или ты смелая, только когда животы вспарываешь?
Эльза пропускает вопрос мимо ушей.
– Я поговорить пришла, но лучше потом зайду, когда ты выспишься, а то два раза придётся объяснять.
– Нет сейчас! – рявкает Колесников, хватая Эльзу за руку. – Ты вовремя, ведьма!
Батя силой заталкивает женщину в бокс и задвигает засов.
– Полегче! – Эльза растирает запястье. – Фингалы останутся.
– На твоём месте я бы о другом думал! Садись! – Колесников указывает пистолетом на табурет.
Женщина выполняет приказ.
Колесников проходит в угол бокса, смотрит на Эльзу. Затем быстро подходит к столу. Облокотившись о столешницу, так, что ствол ПМ смотрит чёрным зрачком дула на женщину, Батя выпаливает:
– Где он?
Эльза одаривает Колесников ледяным взглядом.
– Как ты и приказал, выкинула.
– Врёшь, сука, – Батя замахивается, – говори, что ты с ним сделала?!
– А ты сходи и проверь! – орёт женщина. – Заодно протрезвеешь на холоде.
– Чтоб ты сдохла! – Колесников тяжело садится на стул.
– Когда время придёт, – Эльза хмыкает, – не тебе это решать!
– Ты зачем пришла? – повышает голос Батя. – Лясы поточить? Пожалеть меня? Только мне этого не надо!
– Нет. Просто проверить, – холодно отвечает Эльза.
– Проверила? Убедилась? Всё нормально? – по скулам Бати ходят желваки. – Не боись, стреляться не буду. Не дождёшься!
– Ты себя не казни, – жестко говорит женщина, – другого выхода не было. Значит, судьба у Кати такая и у твоего… – Эльза осекается, заметив, что Колесников, точно разом уменьшившись вдвое, закрыв голову руками затрясся, давясь безмолвным рыданьем.
Глядя на хозяина Убежища, всегда несгибаемого и жестокого, женщина ловит себя на мысли, что сейчас она видит настоящего Батю – человека, в котором ещё остались эмоции, спрятанные за внешней железобетонной оболочкой.
– Ты мне вот что скажи… – Колесников делает над собой усилие, – моему… сыну… ему было больно… когда… ты… его душила? Он мучился?
– Нет, – врёт Эльза, – он ничего не почувствовал. Ты знаешь мой опыт в таких делах. Главное – нажать куда надо.
Батя смотрит в глаза женщины, затем судорожно сглатывает, чувствуя, что в присутствии Эльзы он словно сам не свой. Точнее другой – слабый, размякший, как после бани, и водка здесь ни при чём. Слова сами рвутся наружу. Хочется выговориться. Излить ей душу, чего с ним раньше никогда не случалось.
«Это всё глаза её, колдовские, – думает Колесников, невольно ёжась под немигающим, колким взглядом женщины, – вот Сухов удружил, такую тварь с собой притащил. Ей человека убить, что мне в морду дать. Надо подумать, что делать с ней даль… – Батя осекается, едва не зажав себе рот рукой, словно боясь, что получится как в той поговорке, что у пьяного на языке, то у трезвого – в голове, – заканчивает Колесников».
