В дальнейшем изложении войны 1812 г. историк сделал некоторые фактические дополнения о происходивших событиях. Так, в частности, с новыми деталями освещен ход совещания, проводимого Кутузовым по вопросу сдачи Москвы (с. 314–317). Более подробно проанализированы отношения среди русского генералитета в Тарутинском лагере (с. 329–336). Обстоятельнее, чем прежде, описано пребывание Александра I в армии в декабре 1812 — январе 1813 г. (с. 368–372).
В новом издании уточнены потери реликвий Кремля, боеприпасов, оружия и материальных средств, оставленных в Москве при отступлении русской армии (с. 324). Н.А. Троицкий привел, правда, без ссылок на источники, новые сведения о численности регулярных русских войск (130 тыс. вместо 120 тыс. человек) в Тарутинском лагере (ср. первое издание, с. 242; второе издание, с. 384). Уточнены силы и потери противоборствующих сторон в Малоярославецком сражении (с. 400), а также некоторые другие данные.
В целях реализации ранее поставленной задачи «не опровергнуть бытующее у нас представление о Кутузове как о национальном герое, а скорректировать его… уточнить истинный масштаб личности фельдмаршала»
[51], Н.А. Троицкий продолжил развитие критического анализа личностных качеств и полководческого мастерства М.И. Кутузова. Собственную точку зрения автор «1812 года» высказывал в контексте критики советской и современной историографии.
В частности, в новом издании акцентируется внимание читателя на деморализованном состоянии русского полководца сразу после сдачи французам первопрестольной. Углубляя представления о Кутузове как о царедворце, Н.А. Троицкий объяснял инертность и апатию фельдмаршала не только потрясением, «которое он пережил, будучи вынужденным оставить Москву, но и тревогой перед тем, как отреагирует на это царь» (с. 318).
Критика личных качеств полководца обосновывалась анализом кутузовских донесений Александру I. Так, сообщая Императору о сдаче Москвы, Кутузов, как следует из авторского анализа документа, вводил Императора в заблуждение, докладывая, что из столицы эвакуированы все кремлевские сокровища, материальные ценности и имущество обывателей. «В действительности, — замечает Н.А. Троицкий, — почти все сокровища, арсенал и «все почти имущества» остались в зажженном городе» (с. 326). Подобным же образом, со ссылкой на донесение царю от 25 октября 1812 г. о результатах Малоярославецкого сражения, указывается, что светлейший «фальсифицировал результаты битвы, объявив, что Малоярославец 24 октября остался у русских и что Наполеон… совершил отступление к Боровску и Верее» (с. 402).
Отрицательное отношение Н.А. Троицкого к Кутузову проявляется в прямом обвинении главнокомандующего (вместе с Ростопчиным, но независимо от него) в сожжении первопрестольной и гибели в горящем городе 22,5 тыс. русских раненых солдат и офицеров. Как «более чем верх цинизма, не только воинское преступление, но и… преступление против человечности» оценил автор книги поручение обреченных на гибель раненых «человеколюбию» неприятеля (с. 325–326). Это обвинение историк подтвердил ранее замалчиваемым советскими и постсоветскими биографами Кутузова фактом, согласно которому на пути от Бородина к Москве, в Можайске, было оставлено от 10 до 17 тыс. (по разным источникам) русских раненых. Как полагал ученый, они «гибли тоже в огне, зажженном самими россиянами, т. е., должно быть, по Кутузовскому приказу» (с. 326).
Ссылаясь на свидетельства современников, находившихся в Главной квартире главнокомандующего, Н.А. Троицкий представляет Кутузова как дряхлеющего бездеятельного военачальника, окруженного «сонмищем помощников», среди которых оказывались «пролазы» и которым «светлейший чересчур доверял» (с. 340). В данном случае главнокомандующий охарактеризован как мастер интриги, который сумел последовательно выжить из армии двух своих наиболее «опасных соперников по славе…» — Л.Л. Беннигсена и М.Б. Барклая де Толли (с. 341).
Не менее категоричны авторские оценки Кутузова как полководца. «Отсутствие должной оперативности» и даже «невероятное воздержание» у светлейшего отмечались автором нового издания не только в Бородинском сражении, но и в бою на реке Чернишня 18 октября 1812 г. (с. 342), под Малоярославцем и Вязьмой (с. 423), в трехдневных боях под Красным (с. 443), на р. Березине (с. 461–462).
Вместе с тем автор с определенным одобрением отнесся к такой тактике «мудрого деятельного бездействия», при которой исключался любой риск и не форсировались боевые действия в надежде «истребить врага» посредством неустанных ударов по его «хвосту», с учетом воздействия на врага физико-географических факторов (с. 446). Давалось и новое объяснение такому характеру боевых действий, при котором успех достигался с минимальными потерями для преследующей стороны. В данном случае высказывалось предположение о том, что «к такому способу действий толкало его (М.И. Кутузова — И.Ш.) сознание своей вины за гибели раненых русских воинов, десятками тысяч брошенных в огне Можайска и Москвы» (с. 443).
Оценивая характер действий русской армии в последнем периоде войны, Н.А. Троицкий не отказался от термина «контрнаступление» и подтвердил ранее выделенные в нем этапы. При этом он в очередной раз откликнулся на получившую развитие в российской историографии дискуссию о приемлемости этого термина к действиям Главной армии
[52]. В новой книге её автор повторил свои ранние суждения
[53], о том, что «проблемы здесь нет, а спор о терминологии схоластичен» (с. 352).
Не повторяя пройденного по данному вопросу отметим два момента. Во-первых, замысел на проведение стратегического контрнаступления силами войск самого Кутузова, а также П.В. Чичагова и П.Х. Витгенштейна у русского командования действительно существовал и был разработан задолго до оставления Наполеоном Москвы. Об этом свидетельствует план Александра I, доставленный Кутузову в с. Красная Пахра А.И. Чернышевым (с. 353–354). Во-вторых, о «хорошо подготовленном контрнаступлении», при помощи которого Кутузов «загубил Наполеона и его армию», судя по содержанию «1812 года» Н.А. Троицкого, говорить не приходиться. Действительно, трудно связать хорошо подготовленное контрнаступление с управлением войсками без «должной оперативности» и с «мудрым деятельным бездействием».
Параллельно с уточнением личностных качеств и полководческого мастерства фельдмаршала Н. А. Троицкий выявлял истинный масштаб заслуг Барклая де Толли и Александра I, в очередной раз, высвобождая их «из-под камуфляжа» умолчания, домыслов и фальсификаций, (с. 343–345, 352–354, 356–358 и др.).
Делая заключение, историк в целом повторил свои прежние выводы. Вместе с тем он обратил внимание на цену победы, подчеркнув что «победоносная русская армия, преследуя Наполеона, понесла потери немногим меньше, чем побежденная и чуть ли не «полностью истребленная» французская армия (с. 475), и критически, чем в предыдущем издании, охарактеризовал цели и итоги заграничного похода (с. 481).
