Таким образом, новый «1812 год» Николая Алексеевича Троицкого, несомненно, в очередной раз станет заметным явлением в историографии «Двенадцатого года». Проведенный нами историографический анализ книги позволяет сделать вывод о том, что общая авторская концепция истории наполеоновского нашествия на Россию, разработанная более двадцати лет назад, не потеряла своей актуальности и в настоящее время. Это дает основание выразить уверенность в том, что в год 195-летнего юбилея Отечественной войны 1812 г. новая публикация вызовет живой интерес у российского читателя и будет способствовать повышению научной активности в изучении этого героического периода нашей истории.
Игорь Шеин
Введение
течественная война 1812 г. — одна из самых героических страниц истории нашей Родины. Победа русского народа над завоевателем, который считался величайшим военным гением мира и к моменту нападения на Россию был увенчан ореолом всемогущества и непобедимости, поразила воображение современников и поныне волнует их потомков, служит для одних предметом гордости, для других — неразгаданной загадкой, а для третьих — грозным предостережением: «Не ходи на Москву!». Поэтому «гроза двенадцатого года» вновь и вновь привлекает к себе внимание исследователей, оставаясь в числе вечных тем исторической науки. «Русской Илиадой» назвали ее современники. Ей посвящено наибольшее число исследований по сравнению с любым другим событием в тысячелетней истории дореволюционной России. Специально о войне 1812 г. написано более 10 тыс. книг и статей, не считая великого множества разделов в мировой литературе о Наполеоне, которая еще к 1908 г. включала 200 тыс. названий
[54] и с тех пор значительно выросла.
* * *
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?
В этих строках А.С. Пушкина (28. Т. 4. С. 178. В скобках даны ссылки на список основных источников и литературы. Первая цифра (курсивом) означает порядковый помер но списку. Прим. авт.) отражены все основные концепции историков «грозы двенадцатого года», выделяющих как главный источник русской победы либо народную войну либо действия армии, либо суровый климат России, либо, наконец, «промысел божий».
Русская официально-дворянская историография (главные ее представители: Д.П. Бутурлин, А.И. Михайловский-Данилевский, М.И. Богданович, все трое — генералы) давала преимущественно внешнее описание военных событий, без выяснения их социально-экономической и политической обусловленности. При этом она восхваляла «единение сословий вокруг престола» (6. Ч. 2. С. 344), заслоняла народ дворянством, а на первый план как спасителей России выпячивала царскую персону (1812 год — это «бессмертный памятник» Царю, «гимн во славу его»: 24. T. 1. С. XIII), географические условия страны и «всевышний промысел» (3. Т. 3. С. 408). Серьезно обесценивает труды дворянских историков обилие всякого рода домыслов. Недаром самого авторитетного из них, А.И. Михайловского-Данилевского (бывшего в 1812 г. адъютантом М.И. Кутузова), хотя он и слыл в официальных кругах чуть ли не гением, в лице которого Россия «имеет своего Гомера»
[55], современники называли первым после Крылова «русским баснописцем»
[56].
Либерально-буржуазные исследователи (А.Н. Попов, К.А. Военский, В.И. Харкевич и др.) осудили верноподданническую фальшь и субъективизм дворянской историографии, отвергли ее коренные тезисы о единении народа вокруг трона и о решающей роли Царя в войне. Они выдвинули на передний план экономический фактор, заговорили даже о классовой борьбе в России 1812 г., но выказали другие слабости, недооценив патриотизм народных масс и преувеличив роль буржуазного, прогрессивного начала в борьбе Наполеона с феодальной Россией.
Крупнейшим достижением либерально-буржуазной и вообще всей русской дореволюционной историографии 1812 г. стал коллективный труд «Отечественная война и русское общество» в 7-ми томах под редакцией А.К. Дживелегова, С.П. Мельгунова, В.И. Пичеты, изданный в 1911–1912 гг. к 100-летию войны. Здесь исчерпывающе проявились как сильные, так и слабые стороны буржуазной концепции, в частности, тот объективистский (с претензией на абсолютную истину) метод исследования, о котором К.А. Военский не без гордости писал: «Перед лицом беспристрастной истории не должно быть ни своих, ни чужих, а лишь то, что дороже, выше и прекраснее всего на свете, — правда»
[57].
Самое прогрессивное направление в отечественной историографии всегда рассматривало феномен 1812 г. как народную войну: «Прежде воевал Наполеон только с правительствами… теперь воюет он с народом» (Ф.Н. Глинка) и как «начало свободомыслия в России» (А.А. Бестужев). Истоки этого направления восходят от декабристов и А.С. Пушкина к Н.Г. Чернышевскому и Н.А. Добролюбову (11. С. 191; 28. T. 1. С. 271–272)
[58]. Советская историография использовала научное наследие дворянских и разночинских революционеров, но главной своей опорой сочла марксистско-ленинскую методологию.
К. Маркс, Ф. Энгельс и В.И. Ленин действительно оставили ряд конкретных работ
[59] и оценочных высказываний о войне 1812 г. — ее происхождении, событиях и людях, последствиях и значении
[60]. Однако советские (особенно военные) историки зачастую лишь декорировали свои труды цитатами из классиков марксизма, утрируя одни их высказывания и замалчивая другие. Хуже того, иные из таких историков плохо знали и скандально путали сказанное классиками: приписывали (по примеру И.В. Сталина) совместную работу Маркса и Энгельса о М.Б. Барклае де Толли одному Энгельсу
[61], а статью Энгельса «Бородино» и его знаменитое письмо к И. Вейдемейеру от 12 апреля 1853 г. — Марксу (2. С. 42)
[62]; использовали статью «Аустерлиц», будто бы написанную Энгельсом
[63], хотя давно было установлено, что Энгельс не писал такой статьи
[64]; без тени сомнения утверждали, что «К. Марксом и Ф. Энгельсом совместно написана статья «Политическая и военная жизнь Наполеона»»
[65], тогда как это не статья, а 5-томная монография, и главное, ни Маркс, ни Энгельс (ни совместно, ни порознь) ее не писали, а написал ее (индивидуально) А. Жомини (17). При такой путанице в обращении с трудами канонизированных авторитетов оказывались возможными резюме о том, что «К. Маркс и Ф. Энгельс не считали Наполеона прогрессивным деятелем» (2. С. 41), хотя и Маркс, и Энгельс многократно и обстоятельно разъясняли прогрессивную сторону деятельности Наполеона
[66].
