А малыш, он сидел там с полным ртом печенья, охваченный ужасом не в самом хорошем смысле слова…
– Бывает ужас в хорошем смысле?
– Ну, вы знаете, есть девственная паника – то чувство, которое испытываешь, когда это твой первый раз, и ты не ожидал, но тут вдруг такое… Ничего подобного. Как я сказала и Диксону, этот мальчик не был невинным. На крупном плане можно было разглядеть страх на его лице, и не в стиле: «Боже мой, я собираюсь потрахаться!» или «Боже мой, что происходит?», а скорее «О Боже, только не это снова…»
– Словно его уже соблазняли?
– Словно он пострадал. Как будто уже слишком поздно взрывать ему мозг, кто-то сделал это раньше, а я лишь подключилась к старому кошмару. Только не сумела этого разглядеть, потому что была обдолбанной каргой.
Вообразите себе, повторно наблюдать за этой пыткой. Видеть, насколько я не обращала внимания на чувства мальчика. И те слова, что вылетали из моего рта… Слава Богу, когда я наконец взяла его за руку и повела в спальню, экран погас.
Но это был не конец.
«Что случилось дальше?» – спросил Диксон.
«Лучше убейте меня», – попросила я.
«Если вы предпочитаете, мы можем посмотреть…»
Если вам интересно, есть участь хуже, чем смерть.
Итак, я привела мальчика в спальню и начала раздевать, но даже тогда понимала: что-то не так. Он был слишком пассивным – не взволнованно пассивным, скорее в ступоре. Мне удалось снять с него штаны и положить малыша на футон, и тут паренек внезапно ожил, и я перепугалась, ведь хоть он был и моложе, но куда крупнее меня. И вот он уже сверху, лицо в дюйме от моего, глаза безумные, и он уже сам всем заправляет, но это не весело, скорее больно…
А потом… Ой, там вообще плохо…
– Что?
– Он назвал меня сестрой.
– Сестрой в смысле монахиней или?..
– Что, одну трахать лучше, чем другую? Не знаю я, но в тот момент просто обалдела. Начала отбиваться, сначала, наверное, просила остановиться, но, вероятно, просто принялась орать. Ударила его по лицу четыре или пять раз, и в конце концов он отцепился от меня. Я села, а он просто лежал на спине, дрожа и плача.
И я подумала: «Не могу с этим справиться, не могу», поэтому убежала, заперлась в ванной и стала ждать, пока он уйдет. А чуть позже услышала удар и решила, что, Слава Богу, хлопнула дверь, хотя звук был непохож. Так что выждала еще десять минут и вышла, держа вантуз, словно биту.
Промчалась по квартире. Кухня – пусто. Хорошо. Гостиная – пусто. Хорошо. Спальня – пусто? На футоне никого, но постельное белье свалено кучей на полу с другой стороны, а потом я заметила торчащие из него ноги. «Вот черт».
Инстинктивно заглянула в комод. Ящик с дурью открыт. Повсюду разбросана марихуана, а сумка с таблетками вывернута наизнанку. «Вот черт».
Я подбежала к мальчишке, выкопала его из-под простыней и одеял. Он лежал лицом вниз, без сознания, по крайней мере, один раз его вывернуло, но он, хвала небесам, не захлебнулся – дышал и все еще был жив. Пока я хлопала его по лицу, чтобы привести в чувство, мысленно составляла опись своего пакета с таблетками: в основном там хранились стимуляторы и успокоительные – хорошо бы, они нейтрализовали друг друга, но на свой последний день я придержала несколько таблеток мескалина. Не самая полезная для здоровья смесь.
Щеки малыша кровоточили от пощечин, но он не приходил в себя. Дыхание стало прерывистым, и я поняла, что придется вызывать скорую. Но замешкалась, пытаясь придумать альтернативу.
– На сколько?
– На три-четыре минуты, не больше, клянусь, но этот мальчик, у него тем временем новые клетки в мозгу не вырастали, понимаете, о чем я? По крайней мере я не пыталась засунуть его в душ, по опыту знала, что не сработает, но все же…
Как бы там ни было, я наконец позвонила в «девять-один-один». Ответила диспетчер: «Что произошло?» И я такая: «Случайная передозировка наркотиков…» Она погнала стандартный опросник – «Какие наркотики?», «Он в сознании?», «Вы проверили его дыхательные пути?» – и затем спросила адрес. Это было еще до того, как у них появились определители номеров. Так что я уже собиралась ответить, но потом еще раз бросила взгляд на свой комод, на всю наркоту, разбросанную вокруг.
А диспетчер повторяла: «Мисс? Вы здесь?» И я сказала: «Да, здесь» и назвала ей адрес здания на другой стороне улицы. Она спросила: «Разве это жилой дом?», А я ответила: «Думаю, да», и она сказала: «Вы так думаете?», а я ей: «Просто приезжайте быстрее, ладно?» И тогда ее голос стал звучать скептически: «Номер квартиры?» И я сказала: «Не беспокойтесь об этом. Скажите парамедикам, что их встретят на улице», и положила трубку, прежде чем она начала спорить.
Больница была в шести кварталах, так что времени у меня осталось ноль. Единственная крошечная радость – малыш оделся до того, как наглотался таблеток, вот я и подумала: «По крайней мере не так очевидно будет, чем мы собирались заняться». Забыла, что сама не одета… Я завернула его в одеяло и потащила волоком – отнести никак бы не смогла – а на выходе из спальни врезалась в комод. Оттуда вывалилась куча барахла, включая валиум, который мальчишка пропустил. Я сразу же закинулась, решив, что это наверняка не помешает.
Я протащила малыша через дверь и три лестничных пролета. Наверное, сильно приложила его ногами и копчиком, но ничего не могла поделать – больше волновалась, чтобы он не ударился головой, а на каждой площадке приходилось останавливаться и проверять, не подавился ли он своим языком. До конца лестницы оставался один пролет, тут раздался щелчок, открылась дверь, и украинская старушка, которая всегда косо на меня смотрела, вышла проверить, что там за шум. А я… у меня уже не было сил оправдываться, я просто улыбнулась ей и сказала что-то вроде: «Приступ аллергии… Доктор в пути… Не о чем беспокоиться!» Она так слегка, словно с отвращением, махнула рукой и снова закрыла дверь.
Так что я приволокла парня в холл – спина моя уже отваливалась, – и, конечно, скорая помощь уже ждала на улице, а парамедики разговаривали с управляющим здания напротив. Я вытащила мальчика на крыльцо и крикнула: «Эй, сюда!», а когда все разом обернулись, почувствовала ветерок, тогда-то и поняла, что на мне ничего нет, кроме кимоно, и оно распахнулось спереди, и я такая: ну, замечательно.
Прибежали парамедики. Они распутали парня, стали его проверять, и снова начались расспросы: «Что он принял? Что он принял?» Один из врачей полностью сосредоточился на спасении мальчика и даже не обращал на меня внимания, что мне понравилось. А вот другой – постарше, с щетиной – глядел в упор и был очень зол. «Почему вы дали диспетчеру неправильный адрес? – спросил он. – Слишком пьяны, чтобы помнить, где живете, или просто побоялись?» И я такая: «Я тут не живу». А он: «Ну конечно».
Потом первый – он прослушивал стетоскопом сердце мальчика – сказал: «Едем немедленно». Они положили малыша на носилки, и я понимала, что должна просто заткнуться, стать невидимкой, но когда его загружали в скорую, не удержалась и спросила: «С ним все будет в порядке?» А разозленный парамедик снова зыркнул на меня и ответил: «Хотите ехать с нами? Или спрятаться?» Я запахнула кимоно и произнесла: «Мне нужно одеться…» А он сказал: «Ну конечно».
