— Ну все, Элен, — проговорил Ромэн, когда Ульяна перестала вздыхать, глядючи вслед своему доктору, и с придыханием шептать: «С Рождеством, муженек». — Я свою часть уговора выполнил. Чуть не поседел, чуть не помер, признаться, но выполнил. Дневник достал, чиновника изображал, даже барышню изображал. Теперь ваш черед — ведите меня в лучший игорный дом русской столицы, как обещали.
— Я не помню, чтобы такое обещала, Ромэн.
— А я помню. Ведите, говорю. Буду все, чему вы меня обучили, на деле испытывать.
— У вас еще хромает сноровка, — отмахнулась Ульяна. — Практика. Пока только практика. Вам пока нельзя за стол.
— Нет, хочу в игорный дом, — не унимался Ромэн.
— Мы упустим месье Иноземцева. Он ведь в Бармен уедет, мы за ним не поспеем.
— Ночью-то? Не уедет он ночью, он же темноты боится, как смерти. Едем в игорный дом, Элен, ну пожалуйста! За ним Герши присмотрит.
— За Гершином этим самим присматривать не мешало бы. Уф, ну и увалень. Ладно, — улыбнулась Ульяна, вдруг просияв, а про себя подумала: разом отучу тебя в карты играть. — Знаю я здесь одно место, на Невском, неподалеку от Петровского яхт-клуба. Только одеться следует поприличней.
Прежде вернулись на Апрашку, представились молодыми предпринимателями-виноторговцами, сняли номер в гостинице. Ульяна опять усы наклеила, волосы рыжей краской сбрызнула, нарисовала россыпь веснушек, брови и ресницы светлой краской подвела, отчего совсем на себя быть похожа перестала. На Ромэна смотрел какой-то совершенно бесцветный мальчишка. Ромэну же велела монокль надеть, чтоб черты лица изменить — с непривычки ведь трудно удержать стеклышко меж бровью и щекой, — гляделся Лессепс презабавнейше, да еще и прямой пробор ему на редкость шел. Ни дать ни взять торговец из какого-нибудь Саратова. Нипочем никто не узнает внука первого парижского миллионщика.
— И это-то называется — прилично одеться? — с опаской спросил Ромэн, выходя на улицу.
Мадемуазель Бюлов сделала знак: мол, все под контролем.
Отправились на Невский, шли долго, потому что Ульяне вздумалось изображать хромоту.
— Чую, — прошептала она Ромэну, — хвост за нами от самого Литейного. Нехорошо это. Не люблю следов оставлять. Может случиться, что из трактира черным ходом бежать надо будет.
— Какого трактира? — изумился вновь Ромэн.
Но Ульяна не дала тому опомниться, потащила вниз по лестнице в какое-то серое полуподвальное помещеньице. Спустились в заведение, юноша обомлел. Ульяне пришлось даже одернуть того, намекнув, что негоже так озираться. Вид Ромэна выдавал в нем несведущего иностранца, делая немедленной добычей опытных шулеров.
И открылась юному Лессепсу неприятная правда. Оказалось, русский игорный дом совсем не походил на те приличные и роскошные казино, которых было полно в Париже и в других городах Европы: с дорогими столами, грудами золотых башенок поверх зеленого сукна, паркетными полами и шампанским. Когда Ульяна говорила о трактире, он и не чаял, что посетит сегодня именно его заместо какого-нибудь знаменитого петербургского игорного клуба. Думал, девушка шутила, но нет, привела юного Лессепса в самый мерзкий притон.
— А как же Английский клуб? — шипел возмущенно Ромэн. — Я слышал, что здесь тоже есть такой.
— В Москве это клубы, — огрызнулась Ульяна. — Здесь — только мелкие кабаки, где за стаканом вина перекидываются в картишки. Неужели ты думал, меня примут в Английский клуб? Да я честно играть никогда и не пробовала. Меня ж сразу в арестантские. Я ж вам не граф Федор Толстой. Мне до бретера, как до Юпитера.
Стоял дым столбом, дурное освещение, спертый запах туманили сознание, отовсюду брань, хохот, девицы в дешевых перьях. Загремели повалившиеся вдруг столы — кто-то учинил драку. Скрипач с покореженной скрипкой пытался перебить фальшивенькой увертюрой из «Дон Жуана» весь этот чудовищный шум. И среди этого безумия вполне приличные господа, хорошо одетые и даже изъясняющиеся по-французски. Они пришли сюда не азарта ради и даже не досуга, а чтобы поправить свои финансовые дела и заработать на долги. Многие из присутствующих были членами приличных клубов, но играли там по-крупному и проигрывались, а здесь можно было не чураться порошковых карт, вовсю применять таланты жульничества и плутовства, что было неприемлемо в том же Английском клубе.
— Не говори много, — давала сквозь зубы инструкции Ульяна. — Только по делу и только то, что требуется говорить банкомету или понтеру. Перестань на всех пялиться. Сделай безразличный взгляд. И уясни одно — ты выйдешь отсюда с пустыми карманами. Если и не вовсе без своего сюртучка.
— Почему? — изумился юноша на французском.
— Пур ква, пур ква, — передразнила его девушка. — Пор ке, это Россия. Страна сюрпризов!
Тут она вдруг изменилась в лице и даже отступила на шаг. Подле одного из столов за спиной какого-то пьяного драгуна, швыряющего картами, стоял Иноземцев. Стоял, исполненный задумчивости, и просто наблюдал за игрой, заложив руки за спину — олицетворение благодушия, морали и добродетели среди хаоса безнравственности и царства пошлости.
Увидев его, Ромэн тоже едва не вжался в стену. Но в тусклом свете керосиновых ламп их вряд ли кто б признал — Ромэн и Ульяна вполне органично сливались с серостью публики.
— Что нашему доктору здесь надо? — выдохнул юноша.
— Понятия не имею. Но пока он не оставит эту залу, из тени выходить нельзя.
— А не он ли за нами шел? — ужаснулся Ромэн.
— Исключено. Смотри, как завороженно смотрит на стол, — он здесь давно. Неужто так на душе у него тоскливо, что играть начнет? Не дай Господь! И что ж мы зря, получается, старались, настроение ему поднимали, тетрадку его из Архива доставали.
Иван Несторович постоял с четверть часа за спиной драгуна, пока тот не перестал у него вызывать интерес, потом перешел к другому столу, в задумчивости взъерошил в своей манере волосы, поправил очки и направился к выходу. Мимо Ульяны прошел, так ее и не узнав: ни ее, ни Ромэна.
Зачем приходил — загадка!
— Какая он все же тяжелая личность, однако, — стала жаловаться Ульяна. — Вот ведь никогда мне с ним покоя не было. Всякий раз планы мои стройные нарушить норовил, и ведь если б со зла или по коварным каким замыслам. Ни на грамму в нем хитрости, а от того — еще более непредсказуем завсегда. Ох ты горе моё, гореванье, ты тяжёлое моё воздыханье… Завтра узнаем, отчего ему по игорным домам охота взялась ходить. Герши скажет. — Затем она развернулась к Ромэну и хлопнула его по плечу. — Ну, чего стоишь? Иди играй. Зачем пришли?
— Ты не пойдешь со мной? Кто же будет моим партнером?
— На кой мне? Ни одного честного лица здесь не вижу. Скажу тебе одну откровенность: с русскими играть — себе дороже. Уяснила для себя раз и навсегда, что в Европе сажусь за карточный стол. Здесь — ни-ни.
— Что, обули тебя, видать, крепко? — не сдержал улыбки юноша.
