— Как вы это объясните?
Та подняла голову и, сардонически усмехнувшись, ответила:
— Быть может, мы поднимемся к месье адвокату. Негоже стоять посреди улицы.
Вошли в дом, который содержала чудесная немецкая семья — преклонного возраста муж с женой и белокурая юная дочка. Иноземцев знал их, но лишь заочно, поскольку часто видел мельком, когда в аптеку хаживал.
Ульяна, войдя, тепло поприветствовала всех, скинув шубку в руки девушки, словно не впервые здесь бывала, спросила чаю и представила хозяевам Иноземцева:
— Будьте любезны, герр Петерманн, фрау Аннабель, это ваш знаменитый в Европе сородич, уважаемый профессор физики и изобретатель, барон Бюлов. Прибыл в Бармен для научной работы. Вы, верно, не раз его встречали у аптекаря.
Иван Несторович стиснул зубы, с укоризной взглянув сначала на Ульяну, следом на чету Петерманн, заставил себя улыбнуться, процедить немецкое приветствие. И поспешил наверх вслед за Герши. Ульяна была столь неисправима, что лгала на ходу даже в состоянии полного нездоровья. Едва по лестнице взбиралась, прижимая руку к груди, задыхалась, глазами хлопала, отгоняя головокружение, а все туда же.
Иноземцев вошел в апартаменты, что снимал адвокат: скромная комната с прихожей, кроватью и круглым столом. Но взглянул на себя в зеркало, обомлел, трясущейся рукой коснувшись волос, — они были сплошь седые…
— Не льстите мне, господин барон. Еще ни один человек не седел на моих глазах так скоро, умирали — да, но вот чтобы поседеть, — хохотнула Ульяна и принялась отряхивать голову врача от золы. — Но теперь вам придется пудрить волосы. Иноземцев мертв, зато мы воскресим моего дядюшку Аристарха Германовича, сделаем его профессором и изобретателем. Ой, сколько всего придумать можно…
— Довольно, Ульяна Владимировна, — огрызнулся доктор по-русски и резким движением указал на дверь из прихожей в комнату.
— Я всего лишь пытаюсь предвосхитить. Это чтобы желаемое непременно сбылось. Вот я сейчас сказала, что вы — барон. Глядишь, через год-другой бароном сделаетесь…
— Объясните мне, почему это месье Герши считает меня мертвым? Вы в очередной раз провернули свой трюк с подменой покойников?
— Ох, едва ли, — Ульяна, скосив кислую рожицу, двинулась в комнату и устало опустилась в кресло. — Ничего бы у нас не вышло, ежели господин барменский полицеймейстер не желал бы вашей смерти столь же сильно, сколь я желаю вас от нее уберечь.
— Что вы имеете в виду?
— Да, признаю, я хотела, чтобы все думали, что вы умерли. Но здесь, в глуши, людей меньше и покойников — соответственно тоже. Я сунула ваш фальшивый паспорт в карман первому попавшемуся. Наверное, это был рабочий с Арбайтерзиедлюнген.
— Мой фальшивый паспорт? — схватился Иноземцев за голову. И, поспешив достать настоящий, пробормотал: — А это, стало быть…
— А это ваш подлинный документ. Неужели вы думали, что я всерьез стану портить вашу жизнь своей фееричной и несколько примелькавшейся по полицейским участкам фамилией? Я заказала копию, а российский посол расписался в ней.
Иноземцев, держа в руках документ, открыл было рот для удивления, но опустил руки и сел на один из предложенных Герши стульев.
— Месье Иноземцев, я ничего не понимаю, что произошло? Почему вы все время говорите по-русски? — воскликнул тот, поочередно взирая то на девушку, то на врача.
Ульяна нехотя поднялась, тяжело вздохнула, будто перед чем-то очень важным, но неприятным, оправила складки платья и, протянув руку адвокату, промолвила:
— Рада знакомству — Элен Бюлов.
Тот непонимающе посмотрел на нее.
— Элен Бюлов?
— Она самая.
— Вы?
Ульяна сделала книксен.
— Не может быть! — адвокат чуть не присел. — Невероятно! Вы… мадемуазель Боникхаузен… вы? А как же… месье Эйфель… а господа Лессепсы?.. А Ромэн? Вы ведь его невеста. И одновременно являетесь женой месье Иноземцева? Как же такое может быть?
— Я ничья невеста и ничья жена. Я птица вольная. Господа Эйфель и Лессепсы обмануты. О! Кроме Ромэна, с ним мы сообщники. И подстроили все так, чтобы вы с месье Иноземцевым жили в разных гостиницах, не пересекались, а про доктора думали, что он пропал, после того как отправился проводить Ромэна. Кстати, как прошло опознание в русском консульстве? Труп был без особых опознавательных знаков, татуировок, шрамов, которые бы не подошли месье Иноземцеву? Иначе его опять засадят немецкие власти, и тогда тремя тысячами франков мы не обойдемся.
— Без… оп-познавательных… — машинально проронил адвокат и сел рядом с доктором, замерев с расширившимися от ужаса глазами.
— Как вы могли?! Черт бы вас побрал! — вскипел Иноземцев.
Он вскочил со стула и принялся метаться по комнате.
— Что именно? — веско осведомилась Ульяна, внезапным строгим тоном осадив пыл доктора. — Вы о паспорте и подписи посла или о собственной смерти? Если о собственной смерти, то сами виноваты — за три дня ни разу из комнаты не вышли! Конечно, хозяйка и та решила, что доктор помер. Люди на вас, как на чумного, глядят. Никто и никогда не поверит исследованиям человека, который столь пренебрежителен к другим. Вы испортили отношения с Нойманном, поссорились с Беккером, господин начальник полиции морщится, едва слышит ваше имя. Изобретя этот ничтожный луноверин, вы, верно, возомнили себя царем фармации! Неприятнейший человек, Иноземцев. Фу, чванливый и заносчивый!
Она перевела дух.
— Но теперь он мертв, — добавила более мягко, — а у вас есть шанс изменить свою жизнь. Прекратить прятаться, словно крот в подземелье, боящийся солнечного света, возобновить научную деятельность в иных областях и сделать множество других прекрасных открытий, которые чудесным образом исправили бы вашу оплошность. И если у вас имеется хоть малая, хоть ничтожная мысль опровергнуть свою смерть, то будьте готовы к тому, чтобы ответить перед законом за деяния вашей прекрасной супруги. Та ваша жизнь была фальшивой, как сам паспорт, а ныне в руках у вас совершенно подлинное, собственное будущее. И не важно совсем, какое имя оно будет носить. Вы вольны выбрать любое. И не одно. Решайтесь, Иван Несторович. Теперь вы понимаете, почему я так настаивала на побеге? Но вы бы все равно меня ослушались… До чего вы эгоист, довести супругу до самоубийства. Ай-я-яй, Иван Несторович. Пора бы поразмыслить над своим поведением.
На что Иван Несторович поднял полные отчаяния глаза, но возразить ничего не смог и обессиленно опустился обратно на стул. И вовсе не тот факт, что она его все-таки убила, заставил Иноземцева отчаянно страдать, вовсе не подмена паспорта и очередная ее безрассудная эскапада — к этому он уже успел как-никак привыкнуть. Но отсутствие проклятого росчерка посла в графе о супружестве… Невинная проделка в сравнении с трупом, отвезенным в русское консульство, и глотком мышьяка за пафосным монологом Джульетты. Иван Несторович уткнулся взглядом в пол. Полное опустошение охватило душу доктора, будто кто ее наизнанку вывернул, на клочки разорвал и по ветру развеял. И каждая частичка истерзанной души продолжала ныть фантомной болью.
