В гостиной было много кресел, на любой вкус. Но Анна выбрала самое строгое, с прямой высокой спинкой и тонкими подлокотниками. Она сидела очень прямо и все время теребила кончик шарфа.
Владимир выбрал более удобное кресло, придвинул его ближе к жене, присел, но тут же снова вскочил и встал за спиной женщины, положив руку ей на плечо. Было видно, как сильно гости нервничают.
– Простите за поздний визит, – тут же перешел к делу Владимир. – Но у нас, к сожалению, неотложное и очень странное дело.
– Насколько странное? – поинтересовался Стас.
– Это не так просто рассказать. Слишком большая предыстория.
– О фестивале по случаю юбилея филармонии мы знаем, – решила помочь Ксюша. – Как я понимаю, вы были приглашены участвовать, так?
– Верно, – кивнул мужчина. – Анна участвует в первом же концерте в первый вечер фестиваля и в другие дни тоже. Но дело именно в ее партии на первый день. Там, понимаете, такая идея… Ставят сцены из различных оперных постановок. Анна выбрала на первый день «Снегурочку». И сегодня была репетиция…
Он обеспокоенно посмотрел на жену. Анна молчала, глядя в пол, складывалось впечатление, что у нее проблемы с горлом. На взгляд мужа она лишь безмолвно кивнула, передавая ему все полномочия в этих переговорах.
– На репетиции что-то случилось? – спросила Полина.
– Нечто неожиданное, – уточнил Владимир. – Я уж расскажу все сам, потому что то происшествие чуть не стоило Ане потери голоса. Теперь ей надо беречь связки.
– Вас что-то испугало? – с должной долей сочувствия спросил Стас у дивы.
Анна поморщилась, нервно теребя шарфик, кивнула.
– Это был самый трудный момент в партии, – почти шепотом сказала она. – Высокая нота, а тут он… упал.
– Несчастный случай? – удивился Митька, который все это время что-то делал на своем любимом планшете.
– Не совсем, – вновь вступил в разговор Владимир. – Во время репетиции все было нормально. А это три часа, между прочим. И вот когда началась партия Ани, в верхней ложе возле сцены появилась фигура. Я сидел в зале. Мне было плохо видно. По-моему, это был мужчина. Почему-то в цилиндре. Мне так показалось.
– Фигура была хорошо заметна? – удивился Митька.
– Не знаю, – гость, казалось, смутился. – Мне он показался каким-то… смазанным. Ни лица не видно, ни фигуры. Я даже не могу сказать, высокий он или низкий. Но почему-то я был уверен, что это мужчина.
– И что было дальше? – чуть поторопил его Стас.
– А когда пошел тот самый пассаж, та часть, про которую сказала Аня… – Владимир обеспокоенно посмотрел на жену. – Фигура шагнула с ложи вниз. А это уровень третьего этажа. Это же театр!
Владимир заволновался, переживая все это заново. Речь стала более эмоциональной, быстрой, он отчаянно жестикулировал.
– Я уже ждал звук падения тела, – продолжил он. – Удара об пол. Ну, вы понимаете. Ждал крика. Все-таки это явно должно было быть больно. А вскрикнула только Аня. А там… тишина.
– Понятно, – оценила Полина ситуацию. – Наверняка вы кинулись смотреть, что с ним стало. Так?
– Естественно! – всплеснул Владимир руками. – И не я один. Туда все кинулись. А там ничего! Никого и ничего. Только… неприятно как-то. Холодно. Хотя в зале сквозняки…
– Не в этом дело, – охотно принялся делиться знаниями Митька. – Это нормальное ощущение при столкновении с призраком. Невнятная фигура, таинственное исчезновение. Иногда вместе с ощущением холода многие считают, что ощущают запах озона. Особенно чувствительные люди могут испытать головокружение.
– Все ясно, – было видно, что Владимира теория мало интересует. – Мне важнее знать, что такое больше не повторится. Аня чуть не сорвала голос. Вы же понимаете, что это значит?
Все дружно закивали. Потеря голоса для оперной дивы, да еще накануне фестиваля!.. Ребята искренне сочувствовали женщине. Ксюше дива очень нравилась. И из-за ее чудесного голоса, и внешне. Вот вроде бы и звезда, а такая милая и скромная. У Анны был утомленный, затравленный вид, хотя она и старалась держаться с достоинством. Женщина следила за разговором с затаенным волнением, а еще по тому, как она устало прикрывала веки, как нервно комкала шарфик, по тому, как она редко, но натужно сглатывала, легко было понять, что дива нездорова.
– Извините, – вдруг обратилась к ней Ксюша. – У вас болит горло?
Анна едва заметно вздрогнула и кивнула. Ей явно было неловко, что ее состояние заметили, и в то же время было понятно, что ей нужна помощь и, возможно, простое сострадание.
– У нас есть ромашковый чай, – вспомнила Ксюша. – Хотите, я вам заварю?
Анна бросила быстрый взгляд на мужа, будто просила разрешения. Владимир мягко улыбнулся ей, чуть погладил плечо и кивнул.
– Отлично, – Ксюша ободряюще улыбнулась и поднялась с места. – Мои коллеги пока продолжат разговор. Да?
Митька неопределенно махнул рукой, поглощенный мыслями о новом деле, чуть рассеянно кивнула Полина, а вот Стас даже улыбнулся. Похоже, он считал идею подруги разделить гостей очень удачной.
Ксюша провела оперную диву на кухню, заботливо усадила за стол, начала хлопотать, заваривая чай.
– Если с лимоном? Ничего? Нормально? – Только сейчас она подумала, что очень мало знает свою именитую гостью. Да и о мире оперного закулисья в целом ничего не знает. Вдруг там приняты диеты или есть какие-то ограничения на питание и напитки?
– Простите, – вдруг тихо обратилась к ней Анна. – А нет каких-нибудь конфет? Меда? Чего-нибудь сладкого…
– Конечно! – Ксюша обрадовалась. – Есть шоколад молочный, есть горький и еще вижу мед, – перечислила она, заглядывая в холодильник.
– Немного горького шоколада можно? – Гостья смутилась.
Анна нравилась Ксюше все больше. Такая скромная и очень милая.
– Угощайтесь, пожалуйста, – она поставила перед дивой чай, достала шоколадку. – Я понимаю вас. Нет, вы не думайте, что я это просто так говорю. Мы с друзьями не раз видели… странные вещи. И это страшно. Всегда. Я вот так и не смогла привыкнуть.
Анна несколько раз мелко кивнула, аккуратно пробуя чай.
– Это и так было сложно, – тихо заговорила она. – Там, на сцене. Репетиция… Это долго и всегда нервы. И эта партия. Снегурочка для лирико-колоратурного сопрано.
– Я не очень разбираюсь, – призналась Ксюша. – Но, как я понимаю, это немного выше, чем вы поете обычно?
– И манера немного иная, – подтвердила Анна. – Больше нагрузка на связки. Светлый тембр, более нежный. А еще петь по-русски труднее.
Она застенчиво улыбнулась, Ксюша улыбнулась ей в ответ. Русские слова длиннее, чем в любом языке романо-германской группы. Это тоже создает дополнительную трудность певцам. Об этом Ксюша знала.
– Все это так растянулось, – продолжала рассказывать Анна. – Я устала. И тут… Сначала это было так хорошо…
