– Да пусть обзавидуется! Согласитесь, прикольно будет посмотреть на себя любимую лет этак через двадцать. Да мы и сейчас смотрим. Заводит.
– Прикольно, – опустила глаза Петелина.
«Как же легко молодежь относится к интимным вопросам! Неужели я уже старая?»
С этими грустными мыслями старший следователь направилась в служебный кабинет.
Тем временем в лаборатории эксперт-криминалист Михаил Устинов метнулся в кресле на колесиках от одного прибора к другому. Электронный писк сообщил о завершении анализа ДНК. Миша прочитал данные, появившиеся на мониторе, и его глаза вылезли из орбит.
«Это ошибка! – было первой мыслью. Но затем пришло понимание. – Мы допустили грубую ошибку в самом начале».
41
Увидев перед собой стеклянную стену оранжереи, Иван Майоров напрягся. Он подходил к заброшенному строению с южной стороны, яркие солнечные лучи отбрасывали блики от стекол и не позволяли взгляду проникнуть внутрь помещения. По спине опера пробежал холодок. Если кто-то затаился внутри, он перед ним как на ладони.
До чего же паршиво осматривать обветшалые строения! В нормальном здании есть крепкие стены и двери и существуют четкие инструкции, что и как контролировать. А здесь стена – понятие условное: преступник может проломить ее в любом месте.
Хотя, скорее всего, он напрасно нервничает. Оранжерея не отапливается, и вряд ли кому-то придет в голову…
В этот момент Майоров заметил черные следы на талом снегу. Они тянулись из глубины сада к оранжерее. Старший лейтенант вспомнил, чему его когда-то учили. Длина стопы человека нормального телосложения составляет примерно одну седьмую от его роста. С учетом обуви – коэффициент немного меньше. Здесь Ваня наблюдал две пары следов: большие, глубокие, очевидно, принадлежали мужчине ростом около ста восьмидесяти сантиметров. Средние, с острым носком – женщине на десять сантиметров ниже. Следы располагались вплотную друг к другу. Женские ноги оставили менее отчетливые отпечатки, словно мужчина тащил спутницу за собой.
Но больше всего оперативнику не понравилось то, что следы исчезали в оранжерее, а следов в обратном направлении не было.
– И что это за сюрприз? Кончай тянуть резину! Ты будешь говорить или нет?! – тыча ствол пистолета в шею девушки, крикнул Гребенкин.
Он окончательно вышел из себя.
Руки Лизы Малышко по-прежнему были привязаны к железной спинке кровати, но она выторговала себе послабление, и мучитель разрезал веревки на ногах. Теперь девушка могла сидеть, опершись спиной.
– Пить, – попросила Лиза, – дайте пить.
– Ты что, рассчитываешь, что я побегу в магазин? Я уже давал тебе пожевать снег. Больше ничего нет!
– У меня затекли руки. Развяжите…
– Хватит ныть, сучка! Ты убила Катю, и за это умрешь. Но сначала расскажешь о тайне, которую не успела открыть мне дочь.
– Ваша дочь…
Лиза подняла взгляд на Гребенкина. Уголки ее губ дернулись, и девушка истерично рассмеялась.
Глаза мужчины налились свинцовой злобой. Гребенкин хлестко ударил Лизу ладонью по лицу. Смех оборвался. Из разбитой губы девушки к подбородку поползла капелька крови.
– Ну все, мне надоело. Ты призналась в убийстве моей дочери. Этого достаточно. Сдохни!
Гребенкин прижал пистолет к виску пленницы. Девушка тряхнула черными кудряшками и сверкнула глазами. Ее косой взгляд, словно острие рапиры, ткнулся в глаза мучителю.
– Тогда ты убьешь свою дочь.
– Что? Решила напоследок поиздеваться?
– Здравствуй, папа.
– Хватит нести чушь!
– Придурок! Я – Катя Гребенкина!
– Врешь!
– Это и был сюрприз, о котором она хотела тебе рассказать. Посмотри на меня. Я никого тебе не напоминаю?.. Погибла Лиза Малышко, а я – Катя Гребенкина. Я твоя дочь, кретин!
– Я не верю… Дочь приезжала ко мне в Саратов. Она сама меня нашла.
– Потому что Лизка дура! Мамаша нагуляла ее неизвестно от кого, а Лизка всегда мечтала иметь отца. Доброго папочку. Она и обо мне хотела позаботиться, разыскала тебя через Интернет и стала зудеть, чтобы я съездила к тебе в гости. «Встреча с папой изменит твою жизнь. Как ты этого не понимаешь?» Но мне ты на фиг не был нужен!
– Почему?
– Ты еще спрашиваешь? Ну и сволочь! – Девушка нервно рассмеялась. – А почему ты бросил нас с мамой и ни разу не захотел меня увидеть?
– Ты все придумала. Только что. Но это тебе не поможет! Ты Лиза, и я убью тебя.
Гребенкин поднял опущенный было пистолет, но девушка смело глядела ему в глаза.
– Не веришь? Тогда послушай. Я Катя Гребенкина, родилась в паршивом городишке Грайворон на берегу реки Ворсклы. В школе нам рассказывали: существует легенда о том, что эти дурацкие названия придумал Петр Первый, когда шел с войском в Полтаву. Петр вставал рано и приказывал горнисту: «Грай, ворон!», а когда уронил подзорную трубу в реку, возмутился: «Вор скла!» Интересно, как бы назвали речку, если бы Петр Первый в нее помочился?
– Ты могла узнать об этой легенде из Интернета.
– Мы жили в доме без удобств, – продолжала, как заведенная, связанная девушка. – Из окна ни черта не было видно, кроме пирамидальных тополей, на которых было много майских жуков. У порога на двух сотках мать выращивала картошку. Ты любил драники со сметаной. Мама каждый раз готовила их для тебя. Ты приходил, набивал брюхо и лез к ней в постель. А пока дрых, мама успевала постирать твою форму. Так у вас было заведено?
– Ты врешь, – неуверенно покачал головой Игорь Гребенкин, мучительно вглядываясь в лицо девушки.
– Я говорю правду!
– Если ты Катя, то почему ко мне в Саратов приехала та, другая?
– Потому что Лизе нужен был отец, а мне нет. Вот я и сказала: дарю! Сама нашла – сама поезжай. Она и съездила. А потом ты обнаружил ее фотку в Интернете на порносайте и примчался в Москву, чтобы защитить дочь от сутенера. Все мужики двуличные козлы: на чужих дочек лезут, а за свою готовы убить.
– Его больше нет.
– Беспалого?.. А ты крутой. Лиза предупредила меня, что, когда ты приедешь, она откроет тебе правду.
– Допустим, ты Катя. Только допустим! Ты призналась, что убила подругу. Зачем? Чтобы я не узнал о тебе?
Девушка опустила взгляд, поджала колени и стала казаться еще более беззащитной.
– Я попала в переделку и воспользовалась случаем. Мне надо было скрыться.
– В какую переделку?
– Долго рассказывать. Главное – ты опознал Лизу как свою дочь и менты тебе поверили. Нет больше Кати Гребенкиной. Ее никто не будет искать. Я превратилась в Лизу Малышко!
– А как же паспорт?
