— Зачем?
— Просто ответь, да или нет?
— Трудно сказать, — покачал головой патолог. — Для этого потребовались бы сложные анализы. Если по сопутствующим веществам… Пожалуй, мой ответ — нет. Но я не понимаю, к чему этот вопрос?
— После твоего ответа он не имеет смысла!
— И все же?
— Ну я просто подумал, что на нашем складе есть один-два вида инсулина, но что, если препарат Суворовой вколол не работник больницы? Он ведь мог не знать, какой именно инсулин у нас имеется…
— Ты хочешь сказать, что кто-то со стороны вкатил Суворовой смертельную дозу купленного где-то инсулина? — хмыкнул Гурнов. — Как ты себе это представляешь? Во-первых, нужно знать, где располагается реанимационная палата. Во-вторых, успеть по времени, ведь больная не провела бы там дольше суток. В-третьих, не вызвать подозрения персонала, ведь в реанимацию кого попало не пускают! Кроме того, ты же понимаешь, что инсулин — это не цианистый калий, и смерть наступит не мгновенно: возможны судороги, резкое падение давления и другие реакции, на которые обратили бы внимание и купировали приступ.
— Суворова только что перенесла операцию и была отнюдь не девочкой: хоть кардиограмма и не вызывала особых опасений, но если сложить все факторы вместе…
— Что ж, возможно, она умерла быстро. Девчонки в реанимации тоже не приклеенные к стулу сидят, могли и выйти куда-то, если состояние пациентки, по их мнению, опасений не вызывало… И все же мне кажется, что визит постороннего притянут за уши!
— Значит, преступник — местный?
— Получается, так. Ты хорошо знаешь тех, кто дежурил в ту ночь?
— Исключено! Хотя… знаешь, после всего я уже ничему не удивлюсь!
— А может, и не они, — задумчиво проговорил Гурнов. — Любой работник больницы мог такое проделать! Есть еще одно «но».
— Да неужели!
— Раньше инсулин рассматривался в качестве препарата для эвтаназии. Его легко добыть, он достаточно дешев и так далее. Однако выяснилось, что до погружения в кому и смерти может пройти до нескольких дней.
— Ничего себе!
— Действие инсулина на человека индивидуально, в этом-то и кроется загвоздка. Инсулин подбирается пациентам специалистами-эндокринологами, нельзя колоть какой попало! Тот, кто вводил ей препарат, не мог со стопроцентной уверенностью предсказать, как именно он на нее подействует. Отсюда и такая огромная доза — чтобы наверняка и побыстрее. Суворовой повезло — я бы сказал, крупно повезло: доза убила ее быстро. Или, возможно, агония была, но слишком короткая, чтобы ее заметили. Что опять же говорит в пользу местного убийцы: нужно не только не вызвать подозрений у персонала своим появлением, но и правильно подгадать момент, когда Суворова останется без присмотра. В противном случае ее вполне могли спасти! Твою старушку убили, брат, к гадалке не ходи.
— Но зачем кому-то это могло понадобиться?! — в отчаянии воскликнул Мономах. — Суворова была бедна, как церковная мышь!
— Как насчет жилья? Скажем, она владела квартиркой в центре Питера, где-нибудь на Площади Восстания, или, допустим, имела загородный особнячок? Выгодно распорядиться дорогой недвижимостью в своем возрасте она вряд ли сумела бы, ведь превратить все это в бабки — искусство, требующее времени и смекалки. Что, мало стариков живут в нищете, зато в хоромах, которым позавидовал бы любой олигарх? Я бы на твоем месте узнал, где жила покойная и кому досталась ее квартира. В противном случае могу предложить лишь один вариант, и он понравится тебе еще меньше.
— Что ты имеешь в виду?
— Слыхал про «ангелов смерти»?
— Глупости!
— Ничего не глупости! Известно множество фактов, когда люди, возомнив себя исполнителями воли божьей, лишали жизни пациентов, которых считали безнадежными.
— Они делали это из корыстных соображений, с целью завладеть деньгами или имуществом больных.
— В большинстве случаев, — согласился Гурнов. — Но существует небольшой процент психически нестабильных личностей, которые искренне полагают, что спасают пациентов от более тяжелой участи. Они убивают из милосердия.
— Суворова в таком «милосердии» не нуждалась, ведь она не была смертельно больна!
— С твоей, нормальной точки зрения. Но не забывай, мы говорим о психе!
— Господи, только психа мне в отделении не хватало… — простонал Мономах. — Что ты намерен делать с результатами вскрытия?
— Я? — удивился патолог. — При чем тут я? Я довел их до твоего сведения, и теперь это — твоя головная боль, делай с ней, что пожелаешь!
— То есть ты не станешь докладывать Муратову?
— Чтобы он с меня шкуру содрал за несанкционированные действия? Вот, я все оформил как положено. — Гурнов выдвинул ящик стола и протянул Мономаху пластиковую папку. — Можешь выбросить, сжечь или… Короче, действуй, как сочтешь нужным.
* * *
— Сколько она пролежала? — поинтересовалась Алла, разглядывая тело девушки. Каждый раз при виде столь юной жертвы она испытывала чувство сожаления. Казалось бы, впереди вся жизнь, столько всего можно успеть — и вот печальный финал не позволил осуществиться мечтам и планам. Поэтому Алла сомневалась в существовании бога, несмотря на то, что бабушка Люся крестила ее в раннем детстве. Не вполне сознавая, зачем, девочка ходила с ней в церковь, бормотала молитвы и верила, что там, наверху, есть кто-то настолько всемогущий, что обладает способностью исправить любую творящуюся в мире несправедливость. По мере взросления Алла начала задаваться вопросами. Несправедливости в мире слишком много, и непохоже, чтобы кто-то пытался ее устранить. Годам к пятнадцати она пришла к выводу, что такому положению вещей может быть лишь два разумных объяснения: либо бога нет, либо он не настолько могуч, и дьявол сильнее. С тех пор Алла посетила храм божий лишь однажды, когда отпевали бабушку Люсю. Она любила эту женщину сильнее всех на свете, ведь именно она занималась ее воспитанием большую часть детства, так как родители целыми днями пропадали на работе. Однако, несмотря на горе, Алла понимала, что пришло бабушкино время. Ей исполнилось девяносто три года. Она прожила хорошую, полезную, даже, пожалуй, праведную жизнь. Несмотря на то что все ее ровесники к тому времени скончались, в церкви яблоку некуда было упасть: пришли их дети и внуки, а также люди, которым бабушка Люся, сельский фельдшер, сделала много добра. Никто не вечен, и даже бабушке пришлось уйти. Но Оля Малинкина пожила всего-то ничего! Ее тело лежало в багажнике автомобиля, брошенного на шоссе в двадцати километрах от Питера. Машину обнаружил проезжающий мимо бдительный автомобилист и позвонил в полицию. Опера осмотрели находку. Открыв багажник, увидели мертвое тело. При нем обнаружили бейджик с именем и фамилией, а также логотипом больницы, в которой Ольга работала. Так как по требованию Аллы соседка медсестры подала заявление о ее исчезновении, спустя сутки после обнаружения тела информация о нем попала в нужные руки.
