— Так вот о какой коллекции шла речь в завещании!
— Верно.
— Это большая ценность?
— Весьма. За всю жизнь Борис собрал около двух тысяч экземпляров!
— И во сколько оценивается вся коллекция?
— Затрудняюсь сказать. Борис, помнится, вызывал оценщика, но он никогда не говорил мне о стоимости. Однако некоторые монеты, несомненно, очень дорогие!
— Выходит, вы получили большую часть наследства? — уточнила Алла с улыбкой.
— Возможно, — спокойно ответил Гольдман. — Проблема в том, что продать коллекцию, целиком или по частям, почти невозможно.
— Даже для специалиста?
— Даже. Да я и не намерен этого делать. Во-первых, сам с удовольствием буду владельцем такого сокровища. Во-вторых, это же подарок Бори, поэтому я стану хранить коллекцию как зеницу ока и перебирать при каждой возможности, вспоминая друга!
— Скажите, чем вы занимаетесь, помимо нумизматики?
— Я врач-диетолог, заведую клиникой «Норма-плюс». Вот, кстати. — Он потянулся к ящику стола и вытащил визитную карточку. — Если вздумаете обратиться, добро пожаловать!
— Как раз подумываю об этом, — пробормотала Алла, разглядывая замысловатые завитушки на визитке.
— Прошу понять меня правильно, женщины в теле имеют особую привлекательность. Просто с возрастом приятная полнота зачастую перетекает в тяжелое ожирение, и тогда начинаются проблемы с сердцем, сосудами, почками и так далее. Чем раньше взяться за дело, тем менее болезненным окажется процесс. Если решите доверить нам свое, так сказать, тело, я дам вам самого лучшего нашего специалиста: городу нужны здоровые следователи!
— Я подумаю, доктор, — серьезно сказала Алла. — Давайте вернемся к Борису Исаевичу. Скажите, вас не удивило содержание завещания?
— Честно признаюсь, удивило. Борис сам его составлял, но подписывал в присутствии своего коллеги и нотариуса, которые также поставили свои подписи.
— Да еще и психиатрическое освидетельствование сделал, — протянула Алла задумчиво. — Прямо-таки железобетонный документ состряпал!
— Борис знал, что останутся недовольные, и пытался исключить любую возможность оспорить завещание.
— С Инной он по-свински поступил, да еще и поиздевался напоследок! Это же надо — гардеробную отдал в ее полное распоряжение!
— Поверьте, все, что Инна уважает в жизни, — это шмотки да цацки, тут я с Борисом полностью солидарен! Пусть спасибо скажет, что он вообще что-то ей оставил — она и этого не заслуживает.
— Вы ко всем женам вашего друга относились так же?
— Я всегда считал их развод с Тамарой ошибкой, но кто прислушивается к старым друзьям? Последующие Борины браки — отличная иллюстрация к поговорке «Хорошее дело браком не назовут!». А Инна — просто дура, простите за прямоту. Бабе тридцать с гаком, а она проводит дни, как будто у нее впереди еще пятьдесят лет юности! Борис был с Инной щедр, ведь она выполняла свою главную, представительскую функцию, как дорогая машина или часы. Она была аксессуаром, который полагался Борису по статусу. И такой же безмозглой.
— Значит, пассаж Бориса в отношении Тамары вас не удивил?
— Мне казалось, что он вырезал ее из своей жизни раз и навсегда, ведь война за Илью была кровопролитной. Тамара проиграла, и с тех пор Боря о ней не упоминал.
— Он не давал матери видеться с сыном?
— Я говорил, что это неправильно, но не хотел ссориться. А потом, Тамара ведь снова вышла замуж…
— Ну а как насчет Дарьи? Разве они с Борисом не были в контрах?
— Вы правы, это — самое удивительное из всего, что я сегодня прочел. Особенно с учетом того, что… — внезапно душеприказчик адвоката осекся и замолчал. Алла напряглась.
— Продолжайте, пожалуйста, — попросила она. — Что вы собирались сказать?
— Не уверен, что это этично…
— Давайте я сама разберусь, что этично, а что нет, ладно? Вы не забыли, что мы имеем дело с убийством?
— Доказано на сто процентов?
— На двести. Это ведь вы просили Де… то есть моего шефа, Кириенко, выяснить обстоятельства смерти Гальперина, тогда чему же вы удивляетесь?
— Я думал, у Бориса паранойя. После того, что с ним происходило в последнее время, любой бы стал параноиком — все эти покушения… Но я не предполагал, что его слова окажутся правдой!
— Какие именно слова?
— Где-то за пару месяцев до смерти Боря сказал мне примерно следующее: «Если я умру, значит, меня убили!» Я не придал этому значения, так как все близкое окружение знало о его диагнозе. Я счел его слова признаком депрессии.
— Вы не спрашивали, кого он подозревает в дурных намерениях?
— Спрашивал, конечно. Он ничего определенного не говорил, потому-то я и не отнесся к его словам серьезно.
— А каким числом оформлено завещание?
— Вот, смотрите, — ткнул пальцем в дату Гольдман.
— За неделю до смерти, — пробормотала Алла. — Как полагаете, Инна могла совершить убийство?
— Ну, знаете, отчаявшаяся женщина, по-моему, на многое способна. Только не подумайте, что я готов ее обвинить! Первое завещание Боря составил, помнится, лет в сорок пять. По нему все отходило Илье. После трагедии он неоднократно вносил изменения, а то и вовсе переписывал документ. И вот — финал!
— Если Борис так невзлюбил невестку, почему не выкинул ее из бизнеса сразу после гибели сына?
— Думаю, исключительно из соображений целесообразности, ведь он понятия не имел, как управлять сетью клиник! Он оставил ей должность генерального директора, правда, поставил своего главного бухгалтера, который контролировал финансовые потоки.
— У него имелись для этого основания?
— Боря ничего не делал просто так.
— Он в чем-то подозревал Дарью?
Гольдман только неопределенно пожал плечами.
— А что вы скажете насчет выкриков Инны? — не сдавалась Алла. — О якобы убийстве Ильи?
— Бабская зависть. Они с Борисом подписали брачный контракт. В случае развода Инна ушла бы голой и босой!
— Почему Инна не попыталась родить Гальперину ребенка? И себя бы обезопасила, ведь ребенок стал бы наследником по закону!
— Насколько я знаю, Боря не хотел других детей, ведь у него был Илья. Вот почему Инне так важно было сохранить брак с Борисом, и она ради этого была готова на многое.
— И на убийство?
— Ой, бросьте! — отмахнулся душеприказчик Гальперина. — У Инны мозг, как у голубя: она не смогла бы продумать такой хитроумный план!
— А если ей кто-то помогал?
— Не знаю, не знаю… А что касается ее обвинений в адрес Дарьи, могу сказать, что Борис действительно не верил в естественную смерть сына.
