— Это тема моей кандидатской, только и всего. «Артефакты мировой религии — мифы и реальность». Ничего загадочного… А перстень у нас в постоянной экспозиции выставлялся…
— Пока не украли, — веско вставил Синицын.
— Да. Вы слышали об этом?
— Музейщики — одна большая семья, — криво усмехнулся Синицын. — И у вас тоже без убийств не обошлось. Знаю, знаю… Так, значит, вы, Иван Родионович, у нас будущий кандидат. Будущий, — повторил он со значением.
Плеснул в рюмки, выпил сразу, выдохнул громко.
— А пока что вы обычный эмэнэс… Мелкий, то есть простите — младший научный сотрудник… Н-да…
Теперь опьяневший Синицын смотрел на гостя уже с явной издевкой. Если не злобой.
— Хоть убей, не понимаю, чего я так испугался-то… — проговорил он медленно, сквозь зубы, словно сам с собой. — Если бы ты с Лубянки был, так не прятался бы, сразу удостоверением в морду ткнул… А чего я тогда на вокзал поперся, лебезил, ляжками тут перед тобой дрыгал? А? Не знаешь?
Трофимов понял, что надо сворачиваться.
— Никто ни перед кем не лебезил, вы ошибаетесь, Семен Лукич. Спасибо вам большое за прием, за помощь. Мне пора.
Он поднялся из-за стола, затолкал пакет с рукописью в саквояж.
— А я тебе скажу чего, — Синицын его будто не услышал. — Из-за бумажек этих чертовых… Не зря я перчатки надевал-то. И сердце тряслось как студень все эти дни, и гнусь всякая мерещилась. Давило, давило…
Он расстегнул пиджак, потер рукой грудь через рубашку.
— А все чтоб я, значит, костерок вдруг не разложил во дворике музейном…
— Ну при чем тут костерок, Семен Лукич? — Трофимов уже стоял возле двери, обернулся. — Это уже, простите, из области мифов. Так вы все тезисы моей кандидатской на корню загубите! — Он выдавил смешок. — Наш девиз: никакой мистики нет!
Синицын застегнул пиджак, поправил галстук, выпрямился на стуле.
— Может, и так, Иван Родионович. Пусть будут мифы, я согласен, — пробормотал он устало. — Только мне от этих твоих мифов гадко и тяжело, а тебе, Трофимов, я вижу — сладко… Вижу, вижу, не отпирайся. Про бездну у Ницше слыхал? Он хоть и вражеской идеологии был человек, а сказал не в бровь, а в глаз: «Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя». Вот так-то, Трофимов.
Обратно в Ленинград Иван тоже ехал в люксе. Попутчиков не было, всю дорогу читал рукопись, даже спать не хотелось. На работе первым делом отправился в бухгалтерию, вручил командировочное, чеки за питание и билеты на поезд. Главбух ознакомилась, даже не пикнула. И Железная Ната тоже. Так что научный эксперимент, можно сказать, удался.
А донского рыбца он, кстати, все-таки привез, на вокзале купил. Вручил начальнице в нарядном бумажном пакете — была довольна, зарделась даже.
Глава 3
Путь перстня Иуды
СССР, г. Ленинград, 12 июля 1963 г.
Уважаемый г-н Таубер!
Меня зовут Иван Трофимов, я — молодой ученый, сотрудник ленинградского музея «Эрмитаж». Занимаюсь научно-исследовательской работой, посвященной артефактам мировой религии. Как мне стало известно, Вы являетесь единственным потомком семейства фон Браун, его «потсдамской» ветви. Ваша бабушка, Ева Таубер, урожденная фон Браун, была дочерью основателя концерна ДФА — «Дойче Флюгцайг унд Аутоверк» Фридриха фон Брауна. Поэтому считаю своим долгом сообщить Вам, что в ходе моих исследований были обнаружены некоторые свидетельства о кончине Вашего двоюродного дедушки Германа фон Брауна, погибшего в декабре 1917 г. на территории России.
Как следует из документов, которые оказались в моем распоряжении, он был военным летчиком, считался одним из лучших на Восточном фронте. Во время разведывательного полета в районе г. Двинска мотор его аэроплана внезапно отказал, и Герман фон Браун произвел вынужденную посадку, которая закончилась для него трагически. Его тело обнаружили русские солдаты и похоронили на месте катастрофы. К сожалению, точное место захоронения мне неизвестно.
На пальце Германа фон Брауна в момент гибели был перстень из серебристого металла с черным камнем овальной формы. Некоторое время перстень хранился у офицера русской армии Латышева, который рассчитывал вернуть его родственникам г-на фон Брауна после окончания военных действий. Но Латышев погиб, не успев осуществить задуманное. Перстень сменил еще несколько хозяев, после чего след его потерялся.
Как Вы, наверное, догадались, г-н Таубер, моя научная работа непосредственно связана с перстнем Германа фон Брауна, который имеет отношение к религиозному культу и, следовательно, к интересующей меня проблеме. Буду очень признателен, если Вы сообщите мне, как он попал к представителям Вашего семейства и какую роль сыграл в жизни Вашей бабушки и ее родственников. Меня интересуют любые, пусть даже малозначительные подробности.
Заранее Вам признателен. С уважением,
Трофимов И. Р.
Рано или поздно подступаешь к этой черте. Прочитанное, впитанное, освобожденное из скорлупы тайны, вспышки озарений, ночные раздумья, еще черт-те что — весь этот великолепный хаос должен упорядочиться, найти свое место в отбитых на старенькой печатной машинке строчках. Грамотных, внятных, идеологически и стилистически выверенных, с правильно расставленными знаками препинания.
Оттягиваешь этот момент, придумываешь какие-то отговорки, погружаешься в материал, прячешься в нем. Страшно. Такая глыба перед тобой тысячетонная. Но уже теребит научный руководитель профессор Живицкий: «Когда думаешь заканчивать? Не страдай аспирантской болезнью — делать из диссертации конфетку! Написал — и защищай! Потом исследуй дальше, пиши докторскую, но это уже будет вторая серия!»
Конечно, легко так говорить, когда являешься признанным авторитетом в научном мире, корифеем, каждое слово которого — истина в последней инстанции… Ну, или в предпоследней…
Железная Ната жаловалась: отдел опять не выполняет план по публикациям. «Трофимов, где там твой знаменитый труд про перстень? Выдерни оттуда страниц десять и тисни в «Музейных ведомостях»! Мы же тебя в командировки посылали, в архив органов письма писали, поддерживали во всем. Да тебе самому лишняя статья не помешает!»
Хорошо хоть про купе люкс не вспомнила.
Трубы трубят, колокола звонят — пришла пора садиться и писать. Выстраивать.
Начать решил с малого: написал Карлу Тауберу в Ганновер. Отыскать единственного живого отпрыска клана фон Браунов ему помог Живицкий, у которого есть связи в научных кругах ФРГ. В общем-то, это было нетрудно.
Гораздо сложнее оказалось с самим письмом. Трофимов решил отправить его на официальном бланке, сказал Железной Нате — та пришла в ужас. Младший научный сотрудник Эрмитажа пишет послание представителю капиталистической державы, наследнику одиозной фамилии, в течение десятилетий угнетавшей немецких пролетариев, запятнавшей себя сотрудничеством с фашистами… Или не запятнавшей? Подожди, Трофимов, здесь надо семь раз отмерить, десять раз отмерить… Все-таки заграница есть заграница!
