Белявский сделал вид, что не заметил такого пренебрежения к студенту и продолжил, правда, уже с некоторым нажимом на слово «Петрович»:
– А рядом с тобой, Петрович, единственная наша дама Вера Васильевна Заимкина. Прибыла она, Петрович, из далеких брянских лесов. Будущий техник-геолог. Прошу любить и жаловать.
Взгляды их на миг встретились. Он пробурчал что-то типа «приятно познакомиться», но Верка успела заметить, что в глубоко запавших под широкие лохматые брови глазах мелькнуло нечто среднее между равнодушием и презрением. Ей невольно захотелось отодвинуться подальше от этого угрюмого лесовика, но проклятая этика заставила изобразить улыбку.
– Ну а для вас, ребятки, – начальник обращался уже только к студентам, – встреча со Степаном Петровичем, можно сказать, подарок судьбы. Один из самых опытных работников нашей экспедиции. Уже четверть века из гор и леса не вылазит, знает их как свои пять пальцев. Старый таежный волк. А уж по части охоты тут ему вообще равных нет. Энциклопедия! Пользуйтесь, пока рядом, спрашивайте побольше. – Он повернулся к Тамерлану:
– Как, Петрович, не откажешь ребятам в науке?
– Мне не жалко, – криво усмехнулся тот.
«Да-а, – подумала про себя Верка, – такой не больно разбежится чему-то научить». Сидя рядом, ей было неудобно разглядывать Тамерлана, но она уже краем глаза отметила, что на вид ему лет пятьдесят. Об этом говорили густо припорошенная сединой нестриженая борода и такие же волосы, торчащие из-под когда-то белого, а теперь уже почти черного, засаленного накомарника. Солидный возраст и непростая жизнь были отмечены на глубоко прорезанном морщинами покатом лбу и вокруг близко посаженных, каких-то то ли уставших и потому раздраженных, то ли вообще просто недобрых по своей природе глаз. Огромные, поцарапанные и побитые во многих местах, покрытые красноватой задубелой кожей руки, которые так и хотелось назвать лапищами, мертво лежали на коленях, словно закогтив их. То, с какой легкостью забрасывал в вертолет Тамерлан свой скарб и тяжеленные ломы, мощная шея, подпирающая лохматую голову, налитые мышцами плечи и вот эти ни разу не дрогнувшие лапищи говорили о том, что немалые уже лета пока еще не затронули, не повредили физическую часть называющейся человеком машины, хорошо сделанной в самом начале, а потом отлаженно, зло и методично долбящей, дробящей и коверкающей год за годом земное лоно.
Просидев рядом с Тамерланом лишь четверть часа, Верка интуитивно уже почувствовала, даже точно поняла, что с этим сильным, нужным и опытным «таежным волком» у нее никогда не будет доверительных отношений. От него как бы шла волна холода, создающая вокруг какую-то зону дискомфорта. Впрочем, так, видимо, казалось только ей, поскольку начальник отряда глядел на Тамерлана чуть ли не с умилением, да и у остальных геологов, судя по всему, он вызывал если не симпатию, то точно уж уважение.
Верка тоже сразу не понравилась Тамерлану, и это было его обычной реакцией на любое новое лицо, появлявшееся рядом, тем более женское. «Ишь, соплячка, фальшивой улыбкой осчастливила… Знала бы, с кем рядом сидишь, в штаны бы наклала! И этот тоже распелся, начальничек, воспитателя-наставника нашел…»
Действительно, знала бы… Ведь даже Верке, при всей ее возникшей антипатии к Тамерлану, не говоря уж об остальных пассажирах спецрейса, и в голову не могло прийти, что за исчадие ада сидит рядом с ними в вертолете.
Валерке, естественно, Тамерлан тоже не понравился сначала своей угрюмостью, а потом тем, с каким пренебрежением он среагировал на попытку протянуть ему руку. «Да видали мы таких козлов! Представителя высшей касты из себя корчит, а в бане, наверно, полгода не был…» – Валерка с деланым безразличием хмыкнул и отвернулся к окну. Но настроение, заметно посветлевшее перед вылетом в поле, радостное предвкушение встречи с тайгой и горами Тамерлан ему заметно испортил. И снова потихоньку стали наплывать воспоминания о ней…
Валерка проснулся в ту ночь от какого-то грохота. Машинально вскинул руку к выключателю и несколько секунд щурился от яркого света, ничего не понимая. Потом обвел взглядом комнату и, упершись им в неизвестно откуда взявшийся светлый прямоугольник на обоях, не сразу, но сообразил. Перевел взгляд на письменный стол: да, на нем лежал сорвавшийся со стены портрет. Портрет Марины Влади.
Валерка откинул одеяло, шагнул к столу. Взял портрет, хотел было повесить на место, но оказалось, что тот не просто упал – лопнула нитка, на которой висел. «Немудрено, – подумал Валерка, – за столько лет могла и не выдержать…» Он поставил портрет на стопку книг, прислонив к стене. Поправляя опрокинутую карандашницу и собирая разлетевшиеся из нее ручки, обратил внимание на свою гордость – старинный металлический календарь. Он был «вечным», то есть показывал тот день, месяц и год, который на нем устанавливали. Для этого надо было лишь крутануть нужное количество раз центральную вращающуюся часть. Так вот, на календаре стояло 29 апреля, хотя сейчас было самое начало 26-го. «Видно, портрет ударил и повернул», – решил Валерка и переставил число назад.
Он лег в постель, погасил свет и мысленно возвратился к портрету. Валерка повесил его сюда перед окончанием школы. Третий год он уже учится в техникуме, да еще год до этого работал. Выходит, четыре года провисел.
С портретом была связана небольшая тайна. Валерка, собственно, только из-за этого его и купил. Изображенная на цветном фото еще совсем молодая Марина Влади в роли прекрасной купринской «ведьмы» Олеси была очень похожа на… Маринку. Для всех остальных на стене висела французская кинозвезда и жена Высоцкого, а для Валерки – одноклассница и первая его любовь. Правда, с годами она все больше становилась просто Мариной Влади.
Как и должно было случиться после такого события, под утро ему приснилась Маринка. Она глядела на него из распахнутого окна своего старого дома в их поселке и, стараясь казаться необиженной, выговаривала:
– Ну ты даешь, как уехал в свой Алдан, так за столько лет и ни разу выбраться не смог. Если уж про одноклассников забыл, то хотя бы на свои любимые озера приехал.
– А зачем теперь?
– Как зачем?
– Ну, ты же теперь… У тебя же…
– Так что, и повидаться нельзя?
– Почему же, можно, наверное. Мо…
Будильник оборвал неловкий разговор, но ощущение какой-то вины осталось. Идя на занятия в техникум, Валерка в который уже раз подумал: а действительно, не съездить ли в Усть-Вилюйск. Теперь-то можно, с Маринкой все улеглось. Билет из Алдана не бог весть какие деньги стоит, а с прошлого заполярного сезона еще кое-что осталось. Через месяц снова в поле – заработаю. И не в Маринке, в конце концов, дело, пора бы действительно на родные места посмотреть, по улочке родной пройтись, до того же Юркиного «магазина» добраться. Может, и с кем из одноклассников встретиться. Родных-то теперь там никого нет – отец с матерью вместе с ним в Алдан перебрались, тетка с дядей и двоюродным братом в Якутск переехали. А одноклассники вполне могут быть на месте, те же Васька и Федька вроде никуда не поступили…
