— Мне кажется, дорогая, в кабинете этим часам самое место, — прибавил папа.
На правой боковине часов я обнаружил маленький циферблат. Поверхность у него была позолоченная, и выглядел он как циферблат миниатюрных часов. Но там была только одна стрелка.
Крохотные цифры, написанные черной краской, шли по кругу циферблата, начиная с 1800 и заканчиваясь на 2000. Тоненькая золотая стрелка указывала на 1995.
Стрелка не передвигалась. Пониже циферблата в дерево была утоплена золотая кнопочка.
Не трогай эту кнопку, Майкл, — предупредил папа. — Этот циферблат показывает текущий год. Этой кнопкой передвигают стрелку к следующей цифре года.
Довольно глупо, — заметила мама. — Кто же это, интересно, забудет, в каком году он живет?
Папа не ответил ей.
— Понимаешь, часы были сделаны в тысяча восьмисотом году, с которого и начинается отсчет. Каждый год стрелка передвигается на одно деление к следующей цифре.
— А почему все заканчивается на двухтысячном году? — спросила Тара.
Папа пожал плечами:
— Не знаю. Думаю, что часовой мастер с трудом мог вообразить себе наступление двухтысячного года. А может быть, он решил, что часы не проживут дольше.
— Он, наверное, думал, что в тысяча девятьсот девяносто девятом году наступит конец света, — предположил я.
— Вполне возможно, — согласился папа. — В любом случае, пожалуйста, не трогайте эту стрелку. Впрочем, я бы не хотел, чтобы вы прикасались к этим часам вообще. Они совсем старые и очень-очень хрупкие. Договорились?
— Ладно, папа, — сказала Тара.
— Обещаю, — согласился я.
— Посмотрите, — сказала мама, показывая на часы, — время — шесть. Обед почти…
Слова мамы потонули в громком звуке гонга. Маленькая дверка, расположенная прямо над циферблатом, распахнулась — и оттуда выскочила птица. У нее была самая отвратительная голова, которую я когда-либо видел у птиц, и она подпорхнула прямо к моему лицу.
Я вскрикнул:
— Она живая!
2
«Ку-ку! Ку-ку!»
Птица хлопала своими желтыми крыльями. Ее жуткие ярко-синие глаза уставились на меня. Она прокуковала шесть раз, а затем влетела обратно внутрь часов. Дверца захлопнулась.
— Да она не живая, Майкл, — рассмеявшись, сказал папа. — Но и вправду выглядит как настоящая, да? Вот здорово!
— Дурак! — стала дразнить меня Тара. — Напугался! Испугался часов с кукушкой!
Она подскочила и ущипнула меня.
— Отцепись, — огрызнулся я, отпихнув ее.
— Майкл, не толкай сестру, — сделала мне замечание мама. — Ты не осознаешь, насколько ты сильней. Ты мог сделать ей больно.
— Да, Майкл, больно, — подтвердила Тара. Папа продолжал восхищаться часами. Он глаз не мог отвести от них.
— Ничего удивительного, что кукушка напугала тебя, — сказал он. — Эти часы особенные. Они из Черных лесов Германии. Предполагается, что они колдовские.
— Колдовские? — повторил я. — Ты имеешьв виду волшебные? Как это?
— Легенда гласит, что мастер, который их создал, обладал магической силой. Он сделал их волшебными. Говорят, что тот, кто знает секрет, может с их помощью путешествовать обратно во времени.
Мама насмешливо заметила:
— Это Энтони поведал тебе об этом? Замечательный способ продажи старых часов. Объявить об их магических свойствах!
Но папе невозможно было испортить настроение.
— Как знать, — ответил он, — может, этоправда. Почему бы и нет?
— Я считаю, это правда, — заявила Тара.
— Герман, я не хочу, чтобы дети слышали эти дикие вымыслы, — упрекнула мама папу. — Ничего хорошего это детям не даст. Это только воодушевит еще больше Майкла. Он и так вечно выдумывает, сочиняет и рассказывает всевозможные небылицы. Я полагаю, он от тебя поднабрался.
— Ничего я не выдумываю! — запротестовал я. — Я всегда говорю правду.
И как только мама может так думать обо мне?!
Считаю, детям не помешает время от времени напрячь свое воображение, — сказал папа.
— Воображение — это одно, — ответила мама, — а ложь и сочинительство — совсем другое.
Я кипел от возмущения. Мама так несправедлива ко мне! Добило меня победное выражение лица Тары.
Выставить меня дураком было делом всей ее жизни. А мне хотелось навсегда стереть эту ухмылку с ее лица.
— Обед почти готов, — объявила мама, выходя из кабинета. Кот последовал за ней. — Майкл, Тара, пойдите умойтесь!
— И помните, — предупредил снова папа, — часы не трогать!
— Хорошо, папа, — сказал я.
Вкусно пахло обедом. Я направился в ванную, чтобы умыться. Когда я проходил мимо Тары, она сильно отдавила мне ногу.
— Ой! — вскрикнул я.
— Майкл! — рявкнул папа. — От тебя столько шума!
— Но, пап, Тара отдавила мне ногу.
— Тебе не могло быть так больно, Майкл: она гораздо меньше тебя.
Ногу дергало. Я, прихрамывая, пошел в ванную. Тара шла следом.
— Ты как маленький, — поддразнивала она.
— Угомонись, Тара, — сказал я. И зачем Бог наградил меня такой сестрицей, худшей из худших?
На обед у нас были макароны с брокколи и томатным соусом. Мама была ярой противницей мяса и жиров. Мне было все равно. Тем более макароны лучше, чем то, что мы ели вчера, — суп из чечевицы.
— Мне кажется, дорогая, — пожаловался папа маме, — что иной раз гамбургер никому бы не повредил.
— Я так не считаю, — отрезала мама. Ей не нужно было что-либо добавлять. Она нам уже прочла не одну лекцию о вреде мясного, жиров и химикалий.
Папа положил на макароны толстый слой пармезанского сыра.
— Наверное, на некоторое время не стоит пользоваться кабинетом, — заметил папа. — Я и подумать не могу о том, как вы двое можете, играя там, разбить часы.
— Но, папа, я должен сегодня делать уроки в кабинете, — сказал я. — Мне нужно подготовить сообщение о транспортных средствах в разных странах. И мне нужна энциклопедия.
— А ты не можешь взять ее себе в комнату? — спросил папа.
— Всю энциклопедию?
Папа вздохнул:
— Да, конечно, не можешь. Ну, хорошо. Сегодня разрешаю позаниматься в кабинете.
— Мне тоже понадобится энциклопедия, — объявила Тара.
— Тебе она не нужна, — выпалил я. Она просто решила крутиться в кабинете, чтобы подсматривать за мной, только и всего.
