– Не будьте несправедливы, милая Алиса, – возразил Куси с жаром, – и поверьте, что в сущности я совсем не таков, каким кажусь в глазах света. Сам не знаю почему, но всегда, уже с самого детства, я скрывал мои сердечные чувства даже от тех, кто был мне дороже всего. Быть может, вначале это происходило от страха, чтобы не подвергли осмеянию то, что было мне дорого, но впоследствии эта скрытность обратилась в привычку до такой степени, что мне случается иногда шутить именно в ту минуту, когда на сердце слезы. Нет, Алиса, я совсем не таков, как вы думаете; не в моем характере увлекаться или быть ветреным. Мое сердце глубоко чувствует и часто представляло тому доказательства.
– И может быть, так часто, что вы даже не в силах более испытывать их? – спросила Алиса, бросив на Куси украдкой проницательный взгляд.
– Не перетолковывайте моих слов в дурную сторону! – воскликнул он. – Совсем не то я хотел сказать, Алиса… Несмотря на молодость лет, я много уже испытал горя, истинного горя, которое не забывается. Не потерял ли я в детстве всех дорогих мне особ, и неужели вы думаете, что это легко выносится, когда по возвращении на родину, после десятилетнего отсутствия, находишь дом свой опустелым и очаг потухшим? Нет, клянусь честью, я никогда никого не любил, кроме вас! Никогда до того времени, пока не встретил вас, я не видал женщины, которую желал бы привязать к своей жизни, к своим мечтам, таким отрадным, когда они устремляются к счастливому будущему. Алиса, я говорю вам от искреннего сердца, неужели вы не верите мне?
Алиса опустила глава, и, когда опять подняла их, Куси с изумлением заметил, что они увлажнены слезами.
– Я верю вам, но не удивляйтесь этим слезам, Куси – в них нет горечи, нет! Отрадно видеть себя любимой, как я того желала… А между тем, когда я думаю о будущем, не могу удержаться от страха, и столько причин бояться представляется в уме. Куси, старики любят богатство, для них любовь не входит в расчет. Никогда язык мой не произнесет слова укоризны моему отцу; не могу, однако, скрыть от вас, что при выборе мужа для своей дочери он будет взвешивать, и богатство сыграет главную роль на его весах.
– А на ваше сердце имеют ли влияние подобные соображения? – спросил Куси печально.
– Вы сами не верите тому, что спрашиваете, – сказала Алиса с живостью, – выбранный мной человек будет мне дорог по другим причинам, более благородным; от него я буду требовать только одного: любить меня, как я буду любить его. Но если отец прикажет мне повиноваться его воле, каким образом я могу противиться ему?
– Как? – воскликнул Куси. – Вы согласитесь стать женою первого встречного, которого предложит вам отец, вы будете его женой, хотя бы ваше сердце принадлежало другому?
– Нет, Куси, нет! Я не должна выходить замуж против воли отца и никогда этого не сделаю. Но, тем не менее, я стану женой только того, кого смогу полюбить.
– Еще одно слово, Алиса, и я буду вполне счастлив. Неужели вы откажете мне в этом слове?
– Извольте, – сказала Алиса, вспыхнув, – я буду только вашей женою – ведь вы это хотели слышать?
Куси, в упоении блаженства, покрывал ее руки поцелуями, клялся, что окажется достойным такой чистой любви, не уставая повторять свои обеты.
– Меня могут запереть в монастырь, но никак не заставят нарушить мое обещание, – сказала Алиса, – впрочем, я не думаю, чтобы батюшка, несмотря на свою вспыльчивость, дошел до таких крутых мер. Он так горячо любит меня, что никогда не решится разлучиться со мною. Отец может угрожать мне, но никогда не исполнит своих угроз. Берегитесь только доводить его до крайности, чтобы он не сказал, что никогда не согласится на нашу свадьбу, потому что тогда папа будет считать долгом чести держать свое слово и не отступит от него, хотя бы нам грозила смерть.
Долго еще гуляли счастливые влюбленные рука об руку, под влиянием очарования, как вдруг пронзительный крик Гертруды разорвал волшебную завесу. Глаза их открылись и – перед ними стоял граф Жюльен.
– Сюрприз взаимно велик, прекрасный сир, – сказал старик насмешливо. – Ступай в замок, Алиса, и ни слова более. А ты, достойная надзирательница, – продолжал он, обращаясь к Гертруде, – благодари Бога, что ты женщина, не то отколотил бы я тебя как следует… А вам, сир Куси, не угодно ли удостоить меня минутной беседой?
Алиса поспешила повиноваться, но уходя, успела выразительно взглянуть на молодого рыцаря, чтобы напомнить ему свой совет. Когда она скрылась, старый граф продолжал насмешливым тоном:
– Тысячу раз благодарю вас, прекрасный хозяин, за щедрое гостеприимство. Истинно жаль, что вам не удалось похитить нас, как это вы намеревались; тогда у вас была бы причина задержать нас. Вероятно, вы были намерены также жениться на моей дочери без ведома отца? Поздравляю вас.
– Граф, вы ошибаетесь насчет моих намерений, – возразил Куси со спокойным достоинством. – Я никогда не думал жениться на вашей дочери без вашего ведома. Но я надеялся, что когда вы узнаете о нашей любви, узнаете, при каких обстоятельствах она пробудилась… Да, я надеялся, что тогда вы не обвините меня и не откажете в вашем согласии. Правда, я беден, но…
– Разве этого мало? – воскликнул граф с нетерпением. – Неужели вы полагаете, что я отдам дочь свою за рыцаря, у которого все имущество состоит из меча да жалкого леса вокруг развалин старого замка? Нет, сир де Куси, уже достаточно, чтобы между нами распростерлась непроходимая бездна. Но есть еще другая преграда, которую я вам назову, чтобы убедить вас в бесполезности ваших надежд. Я дал честное слово, что рука дочери моей будет принадлежать графу Гийому де Ла Рош-Эймону.
– Ему? – воскликнул Куси, бледнея от бешенства, – этому презренному изменнику! За эту дерзость он поплатится жизнью!
– В самом деле? Ну так знайте же, сир де Куси: если когда-нибудь Гийом де Ла Рош-Эймон падет от вашей руки, выгоды для вас не будет, потому что дочери моей я за вас не отдам. Кроме того, слушайте внимательно: умри Гийом и своей смертью, вам это не поможет: и тогда я не отдам за вас дочери. Нет! Хотя бы я был вашим пленником, так и тогда она вам не достанется, пока вы не сможете предложить мне владение за владение, землю за землю. Но может быть, вы намерены задержать меня силой? Ведь это бывалое дело.
– Только не в доме у сира де Куси, – сказал молодой человек с достоинством. – Вы здесь так же свободны, как в своих собственных владениях, и только поэтому я прощаю вас: подумайте хорошенько, прежде чем решитесь на что-нибудь. Не мне хвалить себя, однако я имею право сказать, что мое имя и мои подвиги пользуются в мире некоторой славой. Что касается до богатств, которыми некогда владели мои предки, то вам известно, что не глупое мотовство расточило их, но благородные предприятия и желание поддержать честь святого Креста. Впрочем, я могу со временем восстановить прежнее положение. О Гийоме де Ла Рош-Эймоне и говорить нечего: скоро я доставлю вам его отказ от руки вашей дочери.
– Я объявил вам свое решение, – возразил упрямый старик, – а когда я решусь, то не переменяю своих намерений. Не настаивайте, напрасный труд. Если вы предоставляете мне свободу, через час меня не будет в вашем замке. Если вы задержите меня насильно, то пускай позор падет на вашу голову. Более мне добавить нечего.
