– Хоть они и бродяги, а все же храбрые солдаты, – возразил Жоделль. – Я знаю их, и вы будете ими довольны.
В тот же день он покинул замок. Чтобы встретиться со своими товарищами далеко идти ему не пришлось, потому что они в точности выполняли все его приказания. Однако, не желая показать, что ему так легко было уладить дело, он целых двое суток провел на новом привале.
Куси за это время получил от госпожи Гертруды, через посредство Гуго де Барра, вести об Алисе, которые воскресили его мужество. Граф Жюльен действительно отправился ко двору короля Иоанна в сопровождении Гийома де Ла Рош-Эймона. Само собой разумеется, Алиса должна была сопровождать своего отца, и эта весть конечно, не обрадовала Куси. Но старый граф, отправившись в Руан, при настоящем положении дел совершал тем государственную измену и потому не хотел прибегать к окончательному заключению союза с Гийомом прежде чем увидит, какой оборот примут дела. Старик наотрез заявил жениху, что до исхода войны не согласен вручить ему руку дочери.
Война могла затянуться и ее исход мог совершенно изменить положение сира Куси в его пользу. Вверяясь своей счастливой судьбе, молодой рыцарь спешил в поход, который мог приблизить его к Алисе и доставить ему случай видеть ее.
По всем этим причинам Жоделлю был оказан самый благосклонный прием, когда явившись на третьи сутки, он объявил своему господину, что ровно в полдень его товарищи соберутся у подножия холма, готовые принять его предложение. Куси воспользовался свободным временем, чтобы заставить Жоделля отыскать и исправить всякое оружие, находившееся в замке. В наступательном оружии не было недостатка и оружейная зала наполнилась стрелами, луками, мечами, секирами и копьями; зато оборонительных было очень мало, потому что они были дороже, а в них-то именно наемные бродяги и нуждались больше всего.
Ровно в полдень рыцарь де Куси в сопровождении своего оруженосца, пажа и четырех воинов вышел из замка и вскоре увидел брабантов: издали они производили такое прекрасное впечатление, что рыцарь был очарован, и ему показалось, что он никогда не видел лучших кавалеристов. Но подойдя ближе, испытал жестокое разочарование при виде их лохмотьев и заржавленного оружия и не смог не выдать оного. Но это еще не все – в этой роте не нашлось бы и двух человек, вооруженных одинаково: на одном был панцирь, на другом латы, а большинство в плохих полукафтанах. Тоже разнообразие царствовало и в наступательном оружия. Куси, несмотря на свое затруднительное положение, покатился со смеху, вообразив, какую он будет представлять картину, предводительствуя подобным отрядом!
Неожиданное обстоятельство вскоре внушило ему надежду поправить эту беду. Пока он рассматривал своих оборванцев, мимо него крестьянин прогнал осла, нагруженного песком, направляясь прямо в замок.
– Что это ты везешь в Куси-Маньи, добрый молодец? – спросил у него рыцарь.
– Песок для владетеля замка.
– Песок? Клянусь честью! Да ведь это дар неба: песок нам необходим, чтобы отчистить ржавчину на оружии. Но ты, может быть, ошибаешься?
– Я не хотел говорить правду перед этими грабителями, – сказал крестьянин, отходя с рыцарем в сторону. – В этом мешке тысяча серебряных марок.
– Тысяча серебряных марок? Но кто же мне их посылает?
– Это я привез вам от святого старца Бернара в уплату за изумруд.
– Ну, это иное дело! – воскликнул Куси радостно. – Вези песок в замок любезный, ты не даром потерял время и труды! Гуго де Барр! – продолжал он, подзывая к себе оруженосца. – Скачи во весь опор в Вернон и гони ко мне оружейников, со всего города и со всем наличным запасом оружия. А ты, Эрмольд, лети в Жизор и распорядись точно так же. Тысяча серебряных марок! Клянусь небом! Да этого достаточно, чтобы вооружить целую армию!
Может быть это было некоторое преувеличение, но, во всяком случае, Куси очень скоро вооружил своих брабантов, и на другой день уже торжественно въезжал в Париж во главе отряда, заново и отлично вооруженного и сверкающего на солнце, как громадная змея в стальной чешуе.
Глава XI
В тот же вечер, точно в полночь, какой-то мужчина небольшого роста, толстенький и коренастый, тяжелыми шагами шел через лес по тропинке, ведущей из Венсенской деревни в хижину пустынника Бернара. Бурная и темная ночь, черные тучи, полные электричества, носились по небу и, гонимые сильным ветром, собирались грозными массами; лесная тропинка была погружена во мрак.
Маленький толстяк приходил в явное недовольство от неприятных толчков, которым подвергалось его выпуклое чрево при порывистой ходьбе по камням и пням, загромождавшим всю дорогу. Он бормотал сквозь зубы или ворчал на мальчика, который шел впереди, освещая ему дорогу факелом, свет которого ветер грозил каждую минуту погасить.
– Да точно ли ты знаешь дорогу, мальчуган? – спросил он грубо, стараясь удержать в равновесии свою особу, сильно пострадавшую от нового толчка о камень. – В такую бурю я и ради кардинальской шайки не хочу заблудиться в этом лесу!
– Знаю ли я эту дорогу? Как не знать, когда я каждый день хожу по ней. Ведь я прошу святого старца молиться за мою бабушку, которой девяносто лет и которая страдает водянкой.
– Лучше бы ты молил Бога, чтоб он прибрал ее скорее к себе, – пробормотал путник с досадой. – Ах, какое глупое путешествие я вздумал предпринять, именно так, – продолжил он, стараясь отцепить репейник от длинной полы одежды. – И не говорю о цели моего оного: цель святая, праведная и достойная, но пускаться в дорогу в такую ночь! Осторожнее, болван – ветер задует факел, если ты не поостережешься! А между тем я не мог иначе поступить. Настоятель монастыря Св. Берты справедливо сказал, что, пойди я советоваться с пустынником в белый день, так меня сочли бы неспособным управлять епархией.
В эту минуту сильный порыв ветра задул факел.
– Ну, не говорил ли я тебе, дурак, не советовал быть осторожнее? – воскликнул он с отчаянием. – Ну что теперь с нами будет?
– О, не беспокойтесь! Я так хорошо знаю эту дорогу, что дойду с зажмуренными глазами. Не бойтесь, я приведу вас на место.
– Верю, верю, милое дитя, – сказал толстяк, бросая вокруг себя тревожные взгляды. – Но леса-то я не люблю по ночам. Особенно про ваш ходят недобрые слухи: говорят, что злые духи в нем поселились, а известно, дьявол силен в ночное время… А я… я-то не совсем уверен в своей праведности. Ай! – воскликнул он, ударившись ногой о большой пень, преграждавший дорогу.
Толстяк покачнулся и тут же растянулся бы во весь рост, если бы рука его не опустилась вовремя на плечо мальчика, служившего ему проводником.
– Проклятый пень! Да будет проклят он отныне и до века. Господи, прости мне, окаянному грешнику. Опять произнес я анафему! Вот ни как не могу вытравить ее из памяти! Да будет она проклята! Далеко ли еще, дитя мое? Но что это за шум? Слышишь?
– Это ветер шумит. Вы, горожане, понятия не имеете, какую суматоху производит иногда ветер в лесу.
