Вместо ответа Герен схватил протянутую ему руку и поднес ее к губам.
– Ты внушил мне некоторое сомнение в справедливости моей ненависти к этому Тибо д’Оверню, – продолжал король, – но не можешь вырвать ядовитое жало, которое вонзили в мое сердце. Агнесса может быть чиста как лед, и я вполне тому верю. Ее слова, тон которым она произносила их, все ее поступки способны рассеять всякое подозрение. Но она не любит меня! Она сама это сказала, что не любовь удерживает ее здесь, а долг. А я воображал, что я любим, как короли редко бывают любимы!
Герен хранил молчание. Он был такой честный человек, что не мог в присутствии своем допустить несправедливого подозрения, которое могло бы омрачить доброе имя королевы. Но, несмотря на это, он не хотел полностью рассеять заблуждение Филиппа и тем разрушить последнюю надежду добиться уничтожения рокового интердикта.
Появление караульных доставило ему случай уклониться от смущения и неприятности давать уклончивый ответ. Часовые растерянно доложили государю, что всюду искали графа д’Оверня, но нигде не смогли найти.
– Отыщите его непременно и где хотите! – сказал Филипп, опять возмущенный и разгневанный. – Если его нет здесь, так он должен быть в городе, и вы должны там найти его. Обращайтесь с ним почтительно, но непременно приведите ко мне. Вы своими головами отвечаете за его безопасность.
Король быстрыми шагами удалился из оружейной и направился в свой кабинет; за ним последовал Герен, который не осмеливался уже высказывать новых увещаний, но еще менее осмеливался бросать короля на его собственный произвол.
Глава XVI
Вернемся к прошлому, чтоб объяснить присутствие графа д’Оверня в Компьенском замке и отдать точный отчет его переговорам с королевой.
Как уже известно, граф по приезде в Париж остановился в монастыре св. Берты в ожидании скорого прибытия двора, как о том было возвещено. Но Филипп продолжал пребывать в Компьенском замке, и Тибо в нетерпеливом ожидании передать свое поручение тоже переехал в Компьен.
Довольный усердием графа, в то время как все мятежные бароны покидали его, король Филипп принял Тибо с особым почетом. Граф д’Овернь с холодной сдержанностью принимал благосклонность короля, однако не замедлил воспользоваться милостивым приглашением посещать дворец и временным отсутствием государя, чтобы просить у королевы личной аудиенции.
Королева не замедлила согласиться, и граф д’Овернь через два дня после приезда в Компьен получил доступ в сад, где его ожидала Агнесса.
Увидев ее, граф был сильно взволован. Вся кровь прилила к его сердцу, и лицо покрылось смертельной бледностью. Но он быстро победил волнение и твердыми уверенными шагами подошел к королеве, устремившей на него грустный взгляд.
Агнесса была не та уже веселая беспечная девушка, какую он видел в Истрии. Непохожа была она и на ту молодую женщину, какой мы видели ее в первое время в этом самом замке: женщину, счастливую любовью мужа, забывающую в его объятиях родных, отечество, все, чтобы всецело предаться страстной любви единственного мужчины.
Она была все так же прекрасна, но сколько скорби было в этой красоте! Лицо ее было бледно; в глазах смертельное томление; привычная улыбка на губах приняла выражение грусти и безнадежности.
По мере приближения графа придворные дамы скромно отходили в сторону. Тибо прижал к губам протянутую руку королевы.
Рука графа была холодна и трепетна, рука Агнессы горела лихорадочным огнем.
– Милости просим, граф д’Овернь, – сказала Агнесса с приветливой улыбкой. – Вероятно, вы узнали, что король не вернулся еще, хоть и обещал мне быть дома еще вчера вечером. Мне очень жаль, что его нет, тем более что я знаю, как бы он был рад видеть вас. Ваше появление при дворе глубоко тронуло его в ту минуту, когда большинство вассалов возмутилось против него; и я знаю, он был бы очень рад видеть вас и поблагодарить лично.
– Я не заслуживаю благодарности его величества, – отвечал граф д’Овернь, – правда, король всегда может рассчитывать на мою верность его престолу, однако не желание доказать мой долг вассала привело меня сюда.
– В таком случае очень жаль, граф: признаюсь, мне было приятно думать, что дружеское чувство ко мне не совсем чуждо ваших поступков. Правда, мне следовало бы помнить, что вы очень переменились против прежнего. В Истрии я знала вас веселым, счастливым, любившим своих друзей и их общество; теперь же вижу вас грустным, угрюмо избегающим общества и даже тех, кого вы прежде любили. У вас есть тайное горе, и, пользуясь удобным случаем, я желала бы, чтобы вы откровенно назвали мне причину: может быть, еще можно помочь вашему горю? Прошу вас, граф, если только вы сохранили воспоминание о дружбе к моему брату и ко мне, признайтесь во всем откровенно!
При этих словах открылись все раны в сердце Тибо, и он не в силах был победить своего влечения.
– Бесполезно было бы признание, – сказал он печально. – Я опоздал его сделать.
Бывают такие обстоятельства в жизни, когда достаточно одного слова, чтобы объяснить все. Королева была поражена словами графа; тысячи воспоминаний внезапно восстали в ее душе и озарили ее светом истины.
Она была страстно любима, но по крайней молодости лет так мало понимала, что значит любовь, что даже не замечала, насколько ее обожают. Теперь же, когда она жила только для любви и любовью, теперь, когда несчастье принесло ей печальный опыт, Агнесса не могла уже сомневаться. И это открытие уязвило ее глубоко, тем более что она всегда питала искреннюю привязанность к Тибо, лучшему другу ее брата.
Полная перемена, происшедшая в ней при этом сознании, была внезапна. До этого времени она всегда обращалась с графом ласково и приветливо, как со старым другом, но в эту минуту поняла, что совершит преступление и против мужа и против графа, если будет сохранять тот же тон, и потому вдруг переменилась и стала холодна и равнодушна, как статуя.
Граф д’Овернь тотчас заметил эту перемену и, быть может, угадал ее причину. Но сильный чистотой своих мыслей, он без труда преодолел смущение.
– Я пришел к вам совсем не за тем, чтобы говорить о себе, – возразил он спокойным и уверенным голосом, – я должен говорить о вас. Для меня легче было бы не видать вас, и я никогда бы не вернулся во Францию, если бы мои обязанности не призывали меня сюда. Теперь они окончены, и я был бы уже по дороге в Палестину, возвращаясь в ряды защитников креста, если бы не имел поручения от вашего отца, которое он дал мне при моем проезде через Истрию.
– И что это за поручение, граф? – спросила королева с удивлением. – Говорите же скорее, я нетерпеливо желаю это узнать. Но прежде всего скажите, как здоровье моего отца? Вы видели его, каков он? Очень переменился? Неужели и его коснулись немощи старости? Мне говорили, что с некоторого времени он так встревожен, что его и узнать нельзя.
– Сказать противное значило бы обмануть вас. Я нашел, что герцог переменился и очень состарился, и, по словам окружающих, эта перемена произошла несколько месяцев назад.
