Но не получив ответа, снова повернулся к брабанту.
– Более ничего не желаете, храбрый Жоделль?
– Нет, государь, я имею еще одну просьбу к вам. Ваш казнохранитель отказывается уплатить мне по данному вами повелению до тех пор, пока не получит нового указа или подтверждения этого документа новой вашею подписью.
– В самом деле? – сказал Иоанн Безземельный, выразив удивление. – В таком случае подай скорее документ, чтобы я мог дополнить его.
Очень не хотелось Жоделлю выпустить из своих рук королевский указ на получение десяти тысяч крон, цену его кровавой измены, однако делать было нечего. Король внимательно рассматривал документ и потом весело сказал:
– Сегодня же, храбрый Жоделль, вы получите полное удовлетворение, и мы заодно устроим и все эти дела. Подойдите, Уильям Гонт, – продолжал он, подавая знак одному из старших воинов. – Немедленно отправляйтесь в лагерь брабантов, из которых сформирована вольная рота этим достойным капитаном, и отведите их к капитану Меркадье, чтобы он немедленно включил их в свой отряд, наблюдая притом, чтобы им исправно платили жалованье и чтобы они служили нам, как подобает храбрым и честным воинам.
– Но, государь, – воскликнул Жоделль, бледнея. – Разве вы это не мне обещали?
– Еще минуту, достойный Жоделль, одну минуту, – отвечал Иоанн внушительно. – Мы найдем средство всех удовлетворить… Что касается этого указа, то я сильно подозреваю, что наш казнохранитель только потому требует столько формальностей, что желает прикрыть ими зло, всех нас пугающее: крайнюю скудость наших финансов. Вследствие чего мы вынуждены прибегнуть к другому средству, дабы не нарушить нашего слова. Подойдите, Джон Уинкокстон. Не вы ли состоите судьей при нашей армии?
Человек небольшого роста, коренастый, плечистый и вообще атлетического сложения, стоявший позади трона, тотчас вышел вперед и, расположившись рядом с Жоделлем, вместо утвердительного ответа на его вопрос почтительно преклонил голову перед королем.
– Слушайте же, вы провост в моей армии и вместе с тем должны послужить нам вместо казначея, так как у нас нет другого средства расплачиваться с долгами. Поняли?
Джон Уинкокстон в совершенстве понимал шуточки короля и даже очень любил их. Подняв два пальца левой руки над головой, он в то же время положил правую на плечо Жоделля. В ту же минуту выступили два воина и схватили нарядного брабанта за шиворот.
Все эти предосторожности были неуместны. Как пораженный громом стоял Жоделль, чувствуя, как силы его оставляют. Ноги под ним подкашивались, губы дрожали, язык отказывался служить.
– Уведите этого злодея! – закричал король Иоанн, грозно нахмурив лоб. – Выгоните его вон из нашего доброго города Руана: такой злодей обесчестил бы даже виселицу! Когда приведете его за границу нашего герцогства, там повесьте его без всякого милосердия для того, чтоб весь мир знал, какую награду получают у меня изменники. Мы можем иногда, для блага нашего королевства, принимать услуги предателей, но гнушаемся ими и не попустим распространиться этому мерзкому роду. Ступайте, Джон, ваши труды будут щедро вознаграждены!
Во всех действиях Иоанна был расчет. Он воображал, что предав палачу изменника и первого виновника несчастий Артура, он угодит этим баронам и усмирит таким образом общее негодование по случаю мученической смерти принца Артура.
Но на этот раз расчеты его оказались ошибочны. Убийство совершилось слишком недавно, негодование так глубоко возмутило души, что бароны не обратили даже внимания на брабанта, и казнь его не возбуждала ни в ком никакого чувства.
Между тем Жоделль, которого тащили вон из залы, вдруг обрел силу в крайности своего отчаяния. Он рванулся и закричал:
– Государь, выслушайте меня! Ради самого неба, государь…
Но провост положил конец этим призывам, вытолкнув негодяя вон из залы, так что Иоанн даже не слыхал его: все его внимание было приковано к графу Солсбери. Вооруженный с головы до ног, покрытый пылью, он внезапно появился в дверях и порывисто пробирался между телохранителями, сопровождаемый многочисленной свитой, по-видимому, так же как и он, выдержавшей далекий переезд.
Глаза графа сверкали гневом, лоб был нахмурен; не приветствуя Иоанна, не проявляя ни малейшего признака почтительности, он быстро взошел на ступеньки трона, наклонился к королю и заговорил что-то шепотом, но с грозным и яростным пылом.
Его внезапное появление, смелое приближение к Иоанну произвели на баронов электрическое действие. С тех пор как обнаружилось убийство Артура, они едва сдерживали свое негодование, а тут выступили из рядов, стали между собою переговариваться, не церемонясь скрывать своего ропота, между тем как Иоанн сидел, неподвижный и дрожащий, под влиянием яростного взора графа Солсбери, который осыпал его самыми язвительными упреками.
Иоанн мало тревожился этими укоризнами, но волнение, обнаруживавшееся между баронами, преисполнило его ужасом. Он знал, что его все ненавидели; знал также, что в такие минуты возмущения и ярости совершаются страшные перевороты, и затрепетал при мысли, что ветер возмущения, проносившийся над головами баронов, может превратиться в бурю, от которой корона на его голове способна поколебаться, а то и вовсе слететь.
Ни слова не отвечая брату, он только схватил его за руку и, указывая на баронов, сказал взволнованным голосом:
– Посмотри, Вильгельм, посмотри, они готовы взбунтоваться! Неужели и ты покинешь меня в час опасности?
Граф Солсбери взглянул и уловил опасность.
– Нет, – возразил он громко. – Нет, я не покину вас, потому что вы сын моего отца и последний прямой потомок его рода, но вы…
Граф вдруг понизил голос, и последнего слова, сказанного им на ухо королю, никто не слыхал. Но видно было по лицу Иоанна Безземельного, что в этом слове не содержалось лестного для него комплимента.
Спустившись со ступенек трона, Вильгельм Солсбери смешался с толпой баронов и, пожимая всем руки, говорил:
– Пемброк! Арундель! Успокойтесь, прошу вас! Это злодейское дело, и рано или поздно мы должны будем очистить от него свою совесть. Но прежде осуждения подождем, обретем хладнокровие, чтобы действовать благоразумнее. Согласитесь на мою просьбу, хотя бы из любви ко мне, если уж не для короля.
– Из любви к вам, Солсбери? – воскликнул лорд Пемброк, улыбнувшись. – А знаете, о чем мы сейчас толковали? Вот вам прямо наши рассуждения: что лучший король из всех восседавших на престоле английском был незаконнорожденный сын и что мы знаем тоже такого, который не с меньшим достоинством займет престол и ныне. Разве Розамунда Клиффорд
[9] не могла произвести на свет такого же достойного сына, каков был Вильгельм Завоеватель? Что вы на это скажете, Вильгельм Солсбери?
