Но по правую сторону, почти в том самом месте, где теперь проложена дорога в Руан, видна была тропинка, пересекавшая лес в непосредственном соседстве замка. По этой тропинке поехал король. Некоторое время она шла по берегам реки, потом, отдалившись к деревне Ролльбуаз, извивалась между грядами холмов и пересекала лесистую равнину, которая простиралась до берегов Сены.
В те времена тут в скалистых горах имелось много пещер; да и теперь многие из них еще существуют. Говорят, что сами жители выкопали их, спасаясь от вторжения норманнов.
Иные пещеры у самого склона еще издалека показывали свой мрачный зев, но большая часть у подошвы скал была скрыта под густой завесой кустарников и растений. Около одной из таких пещер стоял высокий дуб и своими густолиственными ветвями как куполом покрывал ее, почти прятал вход. Тропинка, проложенная от дороги к дубу, остатки едва угасшего костра и другие признаки показывали, что эта пещера обитаема. В те времена не было почти леса во Франции, в котором не поселился бы какой-нибудь отшельник, а так как большинство из них не желало жить под крышей, созданной руками человеческими, то Филипп не почувствовал сначала никакого удивления при виде этих признаков жизни. Совсем иными были его чувства, когда он заметил рыцарскую перчатку, висевшую на дубовой ветке.
Рыцарские романы, которых он начитался в молодости, мигом пришли в голову, и ему не без улыбки подумалось, уж не выйдет ли из пещеры какой-нибудь седовласый мудрец или величественный волшебник и не предложит честным боем положить конец какому-нибудь мудреному вопросу. Впрочем, он, не останавливаясь, продолжал путь и вскоре достиг опушки леса, откуда ясно открывались очертания замка.
Король слез с лошади, привязал ее к дереву, а сам спрятался в густом кустарнике, откуда мог видеть приближение Агнессы. Сильно билось его сердце: разнообразные ощущения, противоречивые мысли подняли жестокую бурю в его душе.
Он то жаждал скорее увидать Агнессу, то страшился ее приближения. Опасения насчет ее здоровья, заявленные Жаном д’Арвилем, которым он сначала не доверял, теперь являлись перед ним совсем в другом виде. Он не смел сомневаться в справедливости этих опасений и приготовился увидеть бледной, увядшей, с роковой печатью смерти ту женщину, которую так еще недавно сжимал в своих объятиях, цветущую молодостью и красотою.
Но время проходило, а Агнесса не показывалась. После получасового напрасного ожидания король начинал думать, что каноник обманул его, как вдруг заметил на валу белое платье, развеваемое ветром. С первого взгляда он узнал Агнессу.
В нетерпении увидеть ее и положить конец мучительной неизвестности, король вышел из своего убежища и уверенный, что в этом вооружении его никто не узнает, переходил открытое пространство, разделявшее опушку леса от рвов замка. В эту же минуту Агнесса, медленно прохаживавшаяся по валу, как бы поглощенная своими мыслями, подошла прямо к нему.
Лязг доспехов на быстро шагающем короле достиг чуткого слуха королевы. Она подняла голову и увидела Филиппа.
Узнала ли она его? Трудно было бы усомниться в том. Агнесса тотчас остановилась и устремила на него пристальный взор.
Вдруг она протянула к нему руки, болезненный вопль вырвался из ее груди, и она упала на руки своих спутниц.
Филипп в ужасе пустился бежать к воротам и готов был перейти в замок, когда вспомнил обещание, данное Гереном от его имени. Словами нельзя было выразить его тоски, однако он остановился в томительной нерешительности.
В эту минуту его заметил комендант, стоявший с часовыми у ворот замка, и, удивленный появлением вооруженного рыцаря, и еще более его нерешительностью, вышел к нему навстречу.
– Что вам угодно, сир рыцарь? – спросил он.
– Известий о королеве, – ответил Филипп с живостью. – Мне запрещено переступать порог этого жилища, и потому я не могу сам осведомиться о ее здоровье. Но я прошу вас как об одолжении и на правах вежливости послать кого-нибудь узнать о здоровье королевы. Я знаю, что она вдруг занемогла.
Несмотря на такое странное требование и желая удостовериться в истине слов настойчивого незнакомца, комендант отправил одного из часовых на половину, занимаемую королевой, чтоб справиться о ее здоровье. Через несколько минут часовой вернулся с донесением, что действительно с королевой сделался обморок, который недолго продолжался, и она чувствует себя лучше, чем прошлые дни.
– От самой королевы я слышал этот ответ, – докончил солдат. – А это лучшее доказательство, что ей гораздо лучше, потому что обычно она ни с кем не разговаривает.
При этом заверении в сердце Филиппа возродились радость и надежда. Он угадывал, что Агнесса его узнала и была счастлива этим признаком любви; ему казалось, что она для того побеспокоилась сама отвечать солдату, чтобы не оставить ему в том сомнения, и его счастье было так велико, что забыв все окружающее, он стремительно удалился, даже не простившись и не поблагодарив коменданта. Поспешно отвязал он свою лошадь и устремился назад по прежней тропинке.
Вскоре он подъехал к пещере, у входа которой висела перчатка. Увидев ее, он увлекся любопытством и сошел с лошади, чтобы осмотреть лучше. Но в ту минуту как он взял перчатку, веревка, на которой она висела, оборвалась и перчатка, выскользнув из его рук, упала на камень, издав громкий звук.
На этот звук вышел из пещеры высокий человек и подошел к королю. На нем были перевязь и рыцарские шпоры, а также покрытые ржавчиной доспехи, на которых поблескивали еще следы золота. В руках у него был шлем, цепочку которого он поспешно и нетерпеливо старался распутать. По всклоченным густым волосам, по бледности исхудалого лица, по мутным глазам нетрудно было в нем угадать помешанного.
Хоть трудно было, однако Филипп тотчас узнал в этом сумасшедшем того графа д’Оверня, которого знавал таким величавым и гордым рыцарем.
С грозным видом подошел к нему граф, ломая в руках цепочку, которую не мог распутать.
– Постой, бесчестный рыцарь, погоди одну минуту, – закричал он яростным голосом. – Я заставлю тебя признать справедливость права, мною защищаемого! Я заставлю тебя сознаться, что Агнесса Меранская есть королева Франции и законная супруга Филиппа Августа и что, утверждая противное, ты лжец и обманщик. А, тебя папа подослал? Но я ждал тебя и готов драться. Начинай, злодей!
Первым чувством, восставшим в душе короля, была ненависть к Тибо. Но сострадание скоро преодолело гнев.
– Я не за тем пришел сюда, чтобы вступать в битву с вами, сир рыцарь, – сказал король успокоительно. – Я совсем постороннее тут лицо и только проездом попал сюда.
– А перчатка? – закричал Тибо. – Вы прикоснулись к ней, следовательно, приняли вызов. Не отговаривайтесь незнанием: я приказал огласить по всей Палестине, что всякий, кто дерзнет не признавать Агнессу законною супругой короля Филиппа, умрет от моей руки. Защищайтесь же, или я проломлю вам череп как нехристю… Обнажайте же меч, если вы рыцарь и человек благородный.
Вместе с этими словами Тибо бросил свой шлем наземь и с обнаженным мечом бросился на Филиппа, так что король едва успел прикрыться щитом.
