– А! Так это вы? – сказал король нетерпеливо. – Что за причина привела вас?
– Государь, простите, что обеспокоил вас. Но я сейчас допрашивал шпиона, который принес из неприятельского лагеря очень важные новости, так я и подумал, что вам интересно самому послушать.
– Известен ли вам этот человек? Вы знаете, что я не люблю шпионов.
– Наверное сказать не могу, где встречал его, а между тем черты его мне знакомы. Он уверяет, что в Туре вступил на службу в армию принца Артура и представляет такой верный отчет всем подробностям взятия Мирбо и поражения, за тем последовавшего, что невозможно сомневаться в его словах. Он уверяет, что был тогда взят в плен графом Солсбери, который и оставил его у себя на службе, но он, узнав о приближении нашей армии, воспользовался первым случаем, чтобы перебежать к нам.
– Прикажите ему войти, Герен. Я допрошу его, если вам это хочется.
Герен приподнял портьеру и махнул рукой высокому и крупному человеку, волосы которого были коротко острижены, зато имелись длинная борода и огромные усы, что придавало ему такой странный вид, что Филипп невольно воскликнул:
– Как ты смеешь, негодяй, называться французом? Ты какой-нибудь поляк?
Первые слова, произнесенные этим человеком, доказали, что это действительно француз, свою же странную наружность он приписал фантазии графа Солсбери.
– Хорошо, отвечай на мои вопросы, – сказал король, устремив на него строгий взор. – В какой части лагеря находятся войска графа? Предупреждаю тебя, что я обо всем имею самые верные сведения, и если ты будешь обманывать, то смерть твоя неизбежна.
– Его войско находится между полками императора Оттона и графа Голландского. Не затем явился я к вам, чтобы обманывать, государь, но чтобы служить вам.
– Ты говоришь правду, по крайней мере, в этом случае. Еще вопрос, и тогда я выслушаю тебя. Какие войска стоят позади герцога Брабантского и какова их численность?
– Это войско герцога Лотарингского, и уверяют, что там находится девятьсот рыцарей и семь тысяч пехотинцев.
– Хорошо. Вижу, что ты располагаешь точными сведениями. Теперь рассказывай, но будь осторожнее в словах: ты мне головой отвечаешь за них.
– Государь, прошлую ночь происходил военный совет в палатке императора, – так начал шпион, говоря с такой смелостью, что она могла показаться притворной, – граф Солсбери, отправляясь на совет, приказал мне держать его лошадь у самого входа в палатку – никогда я еще не видал такого высокомерного англичанина: вместо того, чтобы сойти с лошади у второго караула, как это все делали, он хотел сойти с седла прямо у самого шатра. Так что до меня долетали некоторые слова из их разговоров.
– Если честно, это вполне согласуется с гордостью англичан, – сказал Филипп, повернувшись к Герену, – последний из них считает себя чуть не равным государю. Но продолжай и покороче, потому что время совета приближается, – обратился он к шпиону.
– Моя история коротка, государь, потому что я немногое мог слышать. Сначала разговор шел вполголоса, но император, разгорячившись, как видно, от противоречия, воскликнул: «А я говорю вам, что он во что бы ни стало атакует нас. Я знаю его: не таков Филипп, чтоб отступать. Следовательно, достаточно будет только поджидать его у Дамаретского ущелья. Нам будет тем легче нанести ему поражение, что сир де Куси обещал мне задать ему работы в арьергарде с танкарвильским отрядом, пока мы атакуем его авангард». Потом послышался голос, которого я не мог разобрать, кому он принадлежал: «Можно ли доверяться рыцарю де Куси?» На это опять император сказал:
«Будьте спокойны, он сдержит свое слово, потому что граф Жюльен дю Мон обещал ему руку дочери, если победа окажется за нами».
– Ну и ну! – воскликнул Филипп, глядя то на Герена, то на шпиона. – Вот так настоящая измена! Но что было дальше?
– Заговорили о том, что у вас много еще изменников, но по имени называли только рыцаря Куси. Тут граф Солсбери воскликнул, подходя к двери: «Если Филипп проведает об этой измене, то прикажет отрубить голову Куси, и ваш план рухнет». После этого он подошел к выходу из палатки и, увидев меня так близко, сказал сердитым голосом, чтоб я отошел подальше. Мне пришлось повиноваться, и я больше ничего не слышал.
– Прикажите арестовать сира де Куси! – сказать король, обращаясь к Герену. – Клянусь небом, мы последуем совету графа Солсбери, и одним изменником будет меньше в нашем лагере.
При этих словах молния радости промелькнула в глазах шпиона. От проницательных глаз Филиппа это обстоятельство не ускользнуло. Желая получить еще некоторые сведения, король поблагодарил перебежчика за усердие и приказал подождать у первого караула, обещаясь по окончании совета выслать ему с канцлером кошелек с сотней крон.
Шпион поклонился королю и удалился, объятый радостью.
– Последуй за ним, Герен! – воскликнул король, лишь только шпион вышел. – Он очень подозрителен: прикажи сержантам не выпускать его из вида. Обращаться с ним хорошо, но ни под каким предлогом не выпускать из лагеря. Да нельзя ли заставить его проболтаться? Что касается до сира де Куси, хоть я не верю в измену с его стороны, однако осведомитесь, где он, и установите надзор за его действиями.
Герен хотел повиноваться, но паж в эту минуту отворил двери и впустил баронов, сходившихся на совет, задержанный на несколько минут этим движением у входа. Канцлер поспешил разыскать шпиона, но оказалось, что тот воспользовался минутным замешательством и скрылся, так что нигде не могли его отыскать.
Внезапное бегство разуверило канцлера, и в полной надежде на удовлетворительный ответ, он послал на квартиру Куси узнать, что с ним и где он? Велико было его изумление, когда пришли ему сказать, что сир де Куси уехал через час по прибытии короля. Уехал со своими оруженосцами, пажом и отрядом копьеносцев, и никто не знает куда.
Как ни велика была его вера в честь и верность рыцаря де Куси, однако Герену показался странным такой внезапный отъезд, и он вернулся к королю с этим донесением.
Военный совет собрался в полном составе. Прения происходили с большим воодушевлением: одна часть баронов держалась мнения, что надо идти на Мортен; другая же требовала отступления к Перонне.
Все смолкло в ожидании мнения короля, когда вошел Герен. Канцлер подошел к Филиппу и шепнул ему о результате своих розысков.
Филипп нахмурился, но через минуту его чело просияло, и повернувшись к баронам, нетерпеливо ожидавшим его решения, он сказал:
– Бароны и рыцари, внимательно выслушав ваши мнения, мы оцениваем по достоинству причины, внушившие их. Но разные обстоятельства, только нам известные, вынуждают нас идти наперекор им всем. Мы не можем отступать, потому что я не хочу допустить мысли, что Филипп Французский, окруженный избраннейшим своим дворянством, отступил без боя, пусть даже перед неприятелем, далеко превосходящим его численностью. Но мы не пойдем тоже и на Мартен: Дамаретское ущелье по дороге представляет слишком много удобств нашим врагам застигнуть нас врасплох и разбить наголову. Завтра, на рассвете дня, мы выступим на Лилль, потом прибыв к Бувинскому мосту и внезапно повернув направо, выйдем из ущелья на широкую равнину, где раскинут лагерь противника, и обрушимся на его левое крыло. Я хочу произвести неожиданное нападение. Постарайтесь же, чтобы завтра до солнечного восхода ваши войска стояли в боевом порядке, готовые со знаменем в руках сразиться с врагами не только вашего короля, но и всякого человека, в груди которого бьется французское сердце. До свидания, господа! Завтра мы увидимся в полном вооружении!
