После дележа сцена приобретает новый аспект. Именно теперь на передний план выдвигается гротеск. Хотя воды в фургонах мало, в них обнаруживается большое количество другой, более крепкой жидкости. Среди нетронутых огнем товаров есть бочонок мононгахельского виски. Слишком хорошо знакомые с огненной водой бледнолицых, команчи вскрывают бочонок и налетают на его содержимое.
За считанные минуты две трети шайки напивается до невменяемости. Некоторые валятся с ног и растягиваются на песке. Другие шатаются, бормоча что-то несвязное. Те, у кого желудок и голова покрепче, держатся на ногах, сохраняя чувства, но последние приходят в возбуждение, усилившее тягу к наживе. Этим команчам хочется больше, чем уже есть, и они затевают игру. У одного воина имеется отрез ситца, такой же есть у другого. Каждому хочется заполучить два. Но как решить, кому все достанется? При помощи карт? Костей? Нет, находится способ, более приличествующий вкусам индейца, как, кстати говоря, и его образу жизни. Исход решат лошади. Этот вид игры знаком индейцам, и не в первый раз прибегают они к нему. Рулон ткани раскатывается, концы привязываются к лошадиному хвосту. Хозяева вскакивают своим скакунам на спину и гонят их в противоположном друг другу направлении, пока ткань не порвется. Как только волокна материи разойдутся, тот, за чьим конем волочится более длинный кусок, получает весь рулон.
Другие, не участвуя в состязании, забавы ради тоже привязывают свои отрезы к хвостам мустангов и на полном галопе тащат следом за собой по пятьдесят ярдов ситца. В охватившей их горячке тенавы забывают про убитых товарищей, оставшихся без погребения. Они вопят, кричат и смеются, и это демоническое веселье незваным эхом отражается от стены утесов. Разыгрывается вакханалия безудержная и первобытная – настоящая оргия дикарей.
Глава 15. Живая могила
Как верно выразился Уолт Уайлдер, он и его товарищ в буквальном смысле погребены заживо. Теперь им становится понятной причина озадачившего их странного шума – рокота с последовавшим за ним грохотом. То был не случайный обвал или падение обломка утеса, как они решили сначала. Нет, это дьявольский умысел – объединенными усилиями дикарей огромный валун был подтянут и помещен поверх входа в шахту, накрепко запечатав его.
Это индейцы могли сделать и не будучи уверены, что беглецы внутри, просто с целью наверняка покончить с делом. Для столь жестоким образом заточенных американцев причины не имеют особого значения, поскольку в любом случае надежды на спасение из этого, по их мнению, могильного склепа у них нет.
А в том, что колодец станет их могилой, сомневаться не приходится. Проводник, наделенный геркулесовой мощью, пытается приподнять камень. Твердо встав ногами на выступ скалы, он упирается плечами в валун и толкает его с силой, способной снять с колес груженый фургон. Каменная глыба не поддается, даже не шевелится. С таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть гору. Больше Уолт не пробует, поскольку вспоминает этот валун – он заметил его, когда подыскивал укрытие, и был поражен гигантскими размерами камня. Одному человеку не сдвинуть его с места – потребовалось, наверное, не менее двух десятков индейцев. Но не важно, сколько их было, им удалось справиться с задачей, и теперь жертвы оказались наглухо заперты в темных катакомбах, обреченные на медленную, мучительную смерть.
– Нам конец, так я думаю, – говорит проводник, спустившись на балкон к своему товарищу.
Хэмерсли взбирается наверх, чтобы убедиться лично – подниматься они могут только поодиночке. Он обследует края отверстия, запечатанного глыбой. Сделать это можно только на ощупь – ни единый луч света не пробивается снаружи. Ему не удается обнаружить ни трещин, ни выемок. Находятся трава и ветки, еще теплые и дымящиеся – остатки горючего, которым команчи намеревались выкурить беглецов. Валун покоится на прослойке из них, и поскольку идеально подошел по размерам, то наглухо запечатал все лазейки.
Покончив с обследованием, Фрэнк возвращается к спутнику.
– Безнадежно, – уныло бормочет Уайлдер.
– Нет, Уолт. Я пока так не думаю.
При всей молодости кентуккийца, он наделен недюжинным умом, и столь же недюжинной отвагой. Без этих качеств прерийному торговцу, капитану каравана, не обойтись. Проводник отлично знает, что в последнем из этих свойств Хэмерсли не уступает ему, а в первом – значительно превосходит.
– Вы думаете, у нас есть шанс выбраться отсюда? – спрашивает Уолт.
– Думаю, есть, и весьма реальный.
– Отлично. Но что позволяет вам так думать, Фрэнк?
– Дайте мне мой боуи – он где-то у вас за спиной в пещере.
Уайлдер исполняет просьбу.
– В значительной степени все будет зависеть от того, из какой породы состоит скала вокруг нас. Это точно не кремень. Полагаю, мы имеем дело либо с известняком, либо с песчаником. Если так, нам не придется задержаться тут существенно дольше того времени, которое потребно, чтобы дать этим кровожадным дикарям убраться отсюда.
– Что вы предлагаете, Фрэнк? Я никак не возьму в толк.
– Все очень просто, Уолт. Если этот утес из песчаника или какой-то другой мягкой породы, мы можем пробить себе ход наружу в обход того большого валуна.
– Ого! Я об этом не подумал. В ваших словах есть смысл.
– На ощупь порода мягкая, – говорит кентуккиец, проводя рукой по выступу. – Мне бы сюда пару дюймов свечи. Впрочем, я думаю, что смогу провести исследования и в темноте.
Следует несколько минут тишины, потом слышится такой звук, как если бы лезвием ножа ударяли по камню. Это Хэмерсли стесывает своим боуи маленький выступ в стене шахты. Звук кажется музыкой для уха кентуккийца, потому как это не металлический звон, какой раздается при ударе о кварц или гранит. Напротив, прикосновение стали порождает тупое, приглушенное эхо, и молодой человек чувствует, что острие без труда вонзается в породу.
– Песчаник, – доложил он. – Или нечто иное, столь же благоприятное для наших целей. Да, Уолт, у нас есть хороший шанс удрать из этой мерзкой тюрьмы, поэтому выше нос, товарищ. Вероятно, это может стоить нам пары дней проходки. Но это, возможно, даже к лучшему – индейцы наверняка проторчат у фургонов день или два – для них там найдется много чем позабавиться. Наша работа в значительной степени будет зависеть от камня, который они накатили поверх дыры. Вы запомнили размеры валуна?
– Здоровенный такой булыжник – футов по десять что в высоту, что в ширину. Меня еще удивило, как этим скунсам удалось управиться с ним. Видать, он почти круглый, поэтому перекатывался. Их, наверно, целая орда потребовалась.
– Нам бы только определить, с какого угла рыть. Придется положиться на догадку. Но не будем терять времени, а сразу приступим к высеканию камня. С каждым часом силы наши будут убывать. Я только захвачу боуи, и приступим. Сначала я сделаю пробный заход, потом поменяемся.
Вооружившись ножом, кентуккиец снова лезет наверх. Вскоре до проводника доносится клацающий звук, сопровождаемый шорохом осколков, отлетающих от породы и падающих вниз. Чтобы защитить от них голову, оставшийся без платка и шапки Уайлдер снова забивается в альков, так удачно спасший их от камней, брошенных индейцами. Наряду с обломками мимо Уолта проносится и нечто иное, производя негромкий, шуршащий свист. Запах подсказал ему, что это такое – ветки «проклятого кустарника-вонючки».
