Глава XIII
Человек, за которым не стоит гнаться
Руфино Вальдеца охватило бешенство. С уст его срывались восклицания изумления и досады. Но, вглядевшись пристальней в его лицо, мертвенно-землистое в утреннем освещении, мы различили бы на нем признаки страха.
– Тысяча чертей! – бормотал он, растерянно оглядывая траву. – Что это значит? Может ли быть, чтобы гринго выбрался отсюда? Может ли быть? Очевидно, может, если он выбрался. И конь его тоже. А мы-то, дураки, оставили ему коня. Ну, конечно, так и есть: он изловчился, влез на коня и поехал домой. Сейчас, должно быть, уже в эстансии…
Вальдец уже хотел было спрыгнуть наземь, чтобы внимательней разглядеть притоптанную траву и выяснить, действительно ли Гальбергер проявил такую невероятную живучесть. Но не успел он высвободить одну ногу из стремени и приподняться на другой, как до слуха его донесся своеобразный звук – такой подозрительный, что он снова уселся в седло и стал прислушиваться. Звук этот был негромок, но полон значения: конский топот в такой глуши!
– Отлично! – прошептал Вальдец. – Это конь Гальбергера.
Звук ослабевал, топот удалялся.
– Да, это его конь, – повторил убийца, продолжая прислушиваться. – Кому же на нем ехать, как не хозяину? Он удаляется, и довольно медленно. Впрочем, оно и немудрено. Ага, остановился… Что же мне теперь делать?
Вальдец еще раз прислушался и оглядел прогалину. Тут ему бросился в глаза новый просвет в чаще, тоже протоптанный тапирами. Как ни слаб был утренний свет, но на этой тропинке, выводившей из заросли не к броду, а в другом направлении, виднелись свежие лошадиные следы.
Вальдец, не теряя времени, кинулся по следам. Тропинка тапиров вела вверх по склону, в сторону от реки. Вальдец погонял коня, увязавшего в рыхлой почве. Теперь он забыл осторожность, думая только о том, как скорее настичь ослабленного раною врага и разделаться с ним.
Каково же было его изумление, когда, добравшись до пампы, он увидал не одного всадника, а двоих! Пусть один из них ранен и обессилен, зато другой далеко не таков. Этот здоровяк и силач – человек, которого Руфино Вальдец боится больше, чем ненавидит, хотя ненавидит всем сердцем.
Это Гаспар-гаучо, его давнишний соперник в любви, одержавший над ним верх в борьбе за сердце парагвайской красотки…
Боевой пыл убийцы сразу остыл. Вместо того чтобы броситься вперед и напасть на медленно удаляющихся всадников, он думал о том, как ускользнуть от них. Двое против одного! К тому же левая рука Вальдеца раздроблена пулей Гальбергера и висит на перевязи. Правда, Гальбергер не даст ему отпора. Он весь согнулся, с трудом держась в седле. И все же Вальдец не посмел бы напасть на этих людей, даже если б владел обеими руками. Уж не потому ли, что Гаспар когда-то пощадил великодушно его жизнь?.. Нет, не хотелось Руфино Вальдецу тягаться с Гаспаром-гаучо… И он так туго натянул поводья, что конь его прянул назад, словно наступил на змею.
Успокоив лошадь ободряющим шепотом, убийца спрятался в густом кустарнике. Он трясся мелкой дрожью, но глаз не сводил с врагов. Руфино вздохнул свободно лишь тогда, когда всадники нырнули в высокую траву пампасов. Тогда сердце его, освободившись от мучительного страха, забилось яростью.
– Каррамба! – воскликнул он. – Доброго пути, сеньоры! Желаю вам поскорее добраться домой. Ха-ха! Нечего сказать, весело будет в вашем гнездышке, когда там узнают, что пропал самый молоденький, самый нежный цыпленочек, любимец всего выводка!.. А скоро и всей вашей компании придется очистить старый курятник. Да, скоро – как только я попаду в Асунсион и вернусь оттуда с дюжиной наших квартелеро. Ого, тогда мы сведем кой-какие счеты. Если бы глупый мальчишка, сын Нарагваны, не был таким трусом, я бы расквитался с вами и теперь… Я бы вернулся домой не с пустыми руками, а с целым караваном пленников. Ну, ладно, теперь уже недолго ждать. Три дня – до Асунсиона – будь у меня конь посвежее, так добрался б я раньше, – да еще три дня на обратный путь с отрядом. Так и быть – кладем на все неделю. Клянусь, что если по истечении этого срока где-нибудь и будет разгуливать человек по имени Гаспар Мендес, то это будет не тот, чью голову, одну только голову я вижу еще вдали… Голова эта слетит с плеч, а если на них и удержится, то лишь для того, чтобы мне удобнее было затягивать лассо на шее!
– Но торопиться пока не надо, – продолжал он. – Что, если Гальбергер меня заметил? Вряд ли. Ну а все-таки… Да, тогда они смекнут, что не все еще кончено. На половине дороги я не остановлюсь… это они поймут – и не останутся на старом насесте. Но куда им теперь деваться? Агвара с ними порвал; пока девчонка у него, он их злейший враг. Впрочем, и помимо него легко завербовать сторонников среди тобасов. Стеклянные бусы и прочие побрякушки привлекут ко мне молодежь, а подарив кому следует десяток золотых монет – очарую и старцев. Бояться нечего. Неудачи быть не может… Раз тобасы на моей стороне, Гаспар не найдет в Чако убежища. Итак, продолжайте свой путь, кабаллеро. Через неделю мы побеседуем с вами на более коротком расстоянии и с более приятным, надеюсь, для меня результатом.
Бормоча это, Вальдец неотступно следил за двумя всадниками, пока они не скрылись в море высокой травы. Последним исчез страусовый султан на шляпе Гаспара, развевавшийся на ветру, словно вызов трусливому врагу.
Когда пропал и этот султан, Вальдец, убежденный, что враг его не видит, погрузился в раздумье. Очень многое казалось ему странным. Прежде всего, почему ученый охотник и слуга его ехали шагом? В пампасах шагом не ездит никто – особенно гаучо. Гаучо всегда скачет галопом, даже тогда, когда ему надо только отъехать от своего одинокого ранчо на полет камня, чтоб зачерпнуть воды в ручье.
– Ничего удивительного, – прошипел он наконец. – Вполне понятно, что они ползут, как улитки. Каррамба! Удивляюсь, как еще этот гринго держится в седле. Я был уверен, что с ним покончено: копье вышло между ребер… Должно быть, оно наткнулось на какую-нибудь пуговицу или пряжку… Какой же я дурак, что не осмотрел его тут же, на месте. Ну ладно, жалеть теперь уже поздно. В другой раз сделаю дело чище…
Успокоив себя этими рассуждениями, Вальдец задался вопросом, почему Гальбергер с гаучо не поехали кратчайшим путем, то есть через покинутый стан тобасов. Решив, что Гальбергер избегает встреч с индейцами, а потому избрал кружной путь, он круто повернул коня, выбрался зарослями к реке и во весь опор пустился в Асунсион через становище. Погоняя коня, он все же опасливо поглядывал по сторонам, не мелькнет ли широкополая шляпа со страусовыми перьями.
Глава XIV
А их все нет
Волнение и страх царили в эстансии Людвига Гальбергера. Всю ночь никто в доме не сомкнул глаз. Даже пришлые работники, индейцы из племени гуарани, проявили интерес к домашним делам хозяев. Все утешали жену Гальбергера.
С каждым часом тревога ее возрастала. Предчувствия еще с утра давили бедную женщину свинцовым гнетом. Она уже не сомневалась, что с мужем и дочерью случилось нечто ужасное. Если бы в дом внесли сейчас их трупы, она бы вовсе не удивилась.
