Вальдеца с отрядом уже не было, но бок о бок с юным кациком ехала Франческа Гальбергер.
Связывать ее индейцы не стали. Они не боялись, что девочка убежит, да и сама она не помышляла о бегстве, понимая всю его безнадежность. Ее белокурые локоны растрепались, щеки побледнели, в глазах застыло выражение скорби. Казалось, она не смотрит, куда ее везут, но вся поглощена стараниями держаться в седле, чтоб не упасть и не быть растоптанной конями индейцев. Она молчала, плотно сжав губы.
Юный кацик был любезен и пытался завоевать расположение Франчески. Он то и дело заговаривал с ней, уверяя, что в случившемся виноват не он, а Вальдец. Разве тот не был старым врагом ее отца? Агвара слыхал это от самого Вальдеца. Вальдец кончил тем, что сбежал: значит, он боится возмездия. Если бы он доехал с отрядом до становища племени тоба, на него обрушилась бы кара…
Агвара не решался открыто назвать дочь Гальбергера своей пленницей. Он объяснил, что нельзя отвезти девочку немедленно к матери, так как враги тобасов, гуайкуры, выступили как раз на тропу войны, и отряду его поручена разведка. Проследив врагов, он должен вернуться с важными сведениями в становище племени; поэтому он и не может сейчас ехать в эстансию. Не бросать же девушку одну в пампасах! Поневоле приходится взять ее с собой. Скоро он, Агвара, отвезет ее в усадьбу к матери…
Всей этой ложью вождь обольщал и обманывал юную пленницу. Но она ему не верила и почти не слушала его. Франческа уже успела подметить влюбленность Агвары. Кроме того, она расслышала конец его разговора с Вальдецем. Вкрадчивые речи кацика только углубляли ее отвращение к нему. Не отвечая Агваре ни словом, ни взглядом, она сидела, потупившись, в седле. Бедная девушка была слишком подавлена, чтобы думать о будущем. Все ее мысли вращались вокруг убийства отца. Надеяться было не на что: ведь Нарагваны нет больше в живых.
Отряд продвигался вперед в мрачном молчании. Прекратились шутки, умолк смех. На сердце у всех было тяжело, лица выражали тревогу. Что скажет племя, когда увидит мертвого юношу? Что скажет оно, когда узнает все? Что теперь делать?
И вдруг это раздумье было прервано громким испуганным криком одного из всадников, ехавших в голове отряда.
Индейцы вскочили на спину коням и, выпрямившись во весь рост, напряженно вглядывались в равнину. Только убитый остался лежать поперек седла, да Франческа сидела неподвижно, равнодушная к новым бедам, которые могли над ней стрястись.
Глава XXIV
Ураган пыли
Отряд к тому времени уклонился от берега Пилькомайо и, сокращая петлю, образуемую излучиной, ехал напрямик равниной. Мыс, омываемый рекой, имеет двадцать миль в ширину и по всему своему характеру резко отличается от окружающей местности. Это была безлесная, бесплодная равнина, или «травесиа». В период дождей река разливалась и затопляла мыс, но под тропическим солнцем вода высыхала до последней лужицы.
В ту минуту, когда раздался тревожный крик, отряд ехал как раз посредине этой бесплодной равнины, и тревогу поднял один из старших и опытных воинов.
Его испугали предвестники стихийного явления, неизвестного в наших краях, но весьма обычного в Чако. Индеец заметил приближение урагана…
Товарищи передового всадника не видели пока ничего подозрительного. Яркое солнце освещало с безоблачного неба солончаковую равнину. Ни зверя, ни птицы. Только резкие удлиненные тени самих всадников на белесой солончаковой почве.
– Что там такое? – спросил наконец Агвара. – Что-нибудь неладно?
– Большая опасность, вождь, – отвечал индеец. – Вот гляди. – И он указал перед собой на горизонт. – Ты ничего не видишь?
– Ничего.
– Не видишь темной полоски над самой землей?
– Это, должно быть, просто туман над рекой.
– Нет, вождь, это не туман. Гляди, подымается. Скоро закроет все небо.
– Тогда это дым?
– Нет, не дым. Гореть здесь нечему.
– Так что же это такое? Ты говоришь, как будто знаешь.
– Да, я знаю. Это пыль…
– Пыль? Но не бояться же нам табуна мустангов. Или ты думаешь, что это скачут гуайкуры?
– Хуже. Если меня не обманывают глаза, это тормента.
Молодой кацик все понял.
– Тормента? – повторил он. – Ты думаешь…
Весь отряд облетело словечко «тормента». Каждый индеец понимал зловещее значение темной полоски над горизонтом.
– Это, наверное, тормента, – заявил индеец. – Я больше не сомневаюсь.
За время их разговора полоска выросла и расползлась. Цвет ее сильно изменился: теперь она стала темно-коричневой, напоминая знаменитый «лондонский туман». Но коричневый оттенок переходил в рыжий, как будто за этой завесой пылал пожар.
Сквозь плотную пелену начали прорываться красные отблески, подобные вспышкам молний, а над головами всадников по-прежнему синело безоблачное небо, светило яркое солнце, и воздух был спокоен.
Но тишина сгустилась, страшная, неестественная, и стояла томительная духота.
Не прошло десяти минут с тех пор, как передовой индеец заметил полоску на горизонте, – и на отряд налетел порыв ледяного ветра. Сила его была такова, что несколько человек свалилось с коней. Еще через несколько мгновений все кругом погрузилось во мрак. Столб пыли заслонил солнце, и диск его стал невидим – исчез, как при полном затмении, но гораздо стремительней.
Искать убежища или прикрытия было поздно, да и негде.
Весь отряд прекрасно знал, какой страшной опасности он подвергается. Страх и ужас охватил индейцев.
Среди панических воплей слышался один только твердый, спокойный повелительный голос – голос индейца, который первым заметил «полоску».
– Долой с коней! – кричал он. – Прячьтесь за ними, закрывайте лица попонами, не то ослепнете.
Совет этот был принят как боевой приказ. Мгновенно спешились и, сорвав с лошадей кожаные попоны, закутали ими головы. Потом укрылись за лошадьми, крепко держа их под уздцы, чтобы каждая лошадь защищала всадника с наветренной стороны.
Сам Агвара, схватив под уздцы лошадку Франчески, бросился с нею в тыл отряда, укрывшись за спинами прочих всадников. Он соскочил с коня и спустил девушку – ласково, бережно, как настоящий друг или брат. Кацик не терял надежды покорить сердце Франчески.
– Звезда моей жизни, – сказал он ей на наречии тобасов, – нам грозит небольшая опасность, но скоро она минует. Лежи спокойно, и с тобой ничего не случится.
С этими словами он сорвал со своих плеч вытканный из перьев плащ и, словно башлыком, окутал им голову и плечи девушки, посоветовав немедленно лечь на землю.
Франческа подчинилась, хотя смерч ее не беспокоил. Все было ей безразлично. Она не боялась ни ослепнуть, ни погибнуть.
А тормента разыгралась во всю свою страшную силу.
