Караван почти целиком состоял из рудокопов. Об этом без особенного труда можно было догадаться по одежде большей части этих людей, а главным образом, по их багажу, состоящему из шахтерских инструментов и машин, странные формы которых обращали на себя внимание даже под грубой парусиной, прикрывавшей телеги.
Караван почти целиком состоял из рудокопов
Словом, это был многочисленный отряд рудокопов-рабочих, которые под руководством своих хозяев переходили от одной истощившейся залежи к другой, недавно открытой. Залежь эту они должны были разрабатывать сообща. Жены и дети сопровождали их, потому как горняки отправлялись в отдаленную часть Сонорской пустыни
[37], где им предстоит прожить долгие месяцы, а возможно, и годы.
За исключением двух всадников, белокурые волосы которых выдавали их принадлежность к саксонской расе, все остальные были мексиканцами, и притом не чистой крови, о чем можно было судить по тому, что лица их были всевозможных оттенков, начиная от цвета китайской бумаги до медно-красного цвета кожи туземцев-дикарей. Некоторые из рудокопов были настоящие, кровные индейцы из племени опатов, одного из тех племен, которые известны под именем мансос, то есть племени, побежденного и принявшего отчасти цивилизацию, вследствие чего они стали походить на своих диких родичей так же мало, как домашняя кошка походит на тигра.
Некоторое различие в костюме уже с первого взгляда указывало на разное общественное положение и место, занимаемое каждым путешественником. Рудокопы – рабочие и помощники машинистов, заведовавшие землечерпальными машинами, – выделялись своею многочисленностью. Немало было тут возниц, управлявших повозками, были также аррьеросы и мозосы, в обязанности которых входило навьючивать поклажу на животных; кроме того, в отряде находились вакеро, или пастухи, и несколько человек из личной прислуги обоих саксонцев.
Всадник, восклицанием которого начинается наш рассказ, резко отличался от своих спутников как костюмом, так и общественным положением. Это был золотоискатель, или, по-мексикански, гамбусино, один из тех гамбусино, коих здесь пруд пруди. Люди эти обладают каким-то особенным, переходящим по наследству от отца к сыну даром отгадывать присутствие в недрах земли того желтого металла, который так ценится нами и так часто приводит к гибели. Имя этого гамбусино было Педро Висенте. У него был какой-то чужеземный тип лица, который не сразу забывается. Казалось, что его черные глаза могли так же пытливо заглянуть в глубь вашей души, как они умели проникать в недра земные.
Этот самый Педро Висенте за несколько недель до того времени, когда начинается наш рассказ, открыл залежь, куда теперь направлялся караван. Он поспешил заявить о своей находке властям Ариспы для того, чтобы ее записали на его имя, это по местным законам обеспечивало ему исключительное право владеть золотоносною жилою. Судя по этому, мы могли бы счесть гамбусино начальником каравана, но в данном случае мы бы сильно ошибались. Средства не позволяли ему предпринять самому разработку залежи, на что, к слову сказать, требовались довольно большие затраты, и он вынужден был уступить свои права на залежь богатому торговому дому «Вилланева и Тресиллиан», получив за это известную сумму наличными и выговорив себе по контракту некоторую долю в будущих барышах.
Так как предприятие казалось довольно выгодным, то «Вилланева и Тресиллиан» забросили свою старую залежь, не приносившую им больших доходов, и отправились в путь, забрав с собою не только своих рабочих, которые пошли в сопровождении жен и детей, но и все, что нужно для золотодобычи, то есть землечерпальные машины, орудия для добывания и промывки руды, лотки для получения оставшихся после промывки золотых песчинок и самородков и, сверх того, всю наиболее необходимую для обыденной жизни утварь.
Это их караван остановился в льяносах, когда Педро закричал: «Взгляните! Вот Затерявшаяся гора!»
Восклицание гамбусино главным образом относилось к его компаньонам. Один из них, дон Эстеван Вилланева, человек лет пятидесяти, был мексиканец. Благородные и надменные черты лица указывали на его андалузское происхождение. Другой компаньон, высокого роста, худощавый и белокурый, был англичанином из Корнуолла, звали его Роберт Тресиллиан. После смерти жены он покинул отечество, чтобы попытать счастья в Мексике.
В ту минуту, о которой мы говорим, все путешественники, от первого до последнего, имели вид мрачный и озабоченный. Достаточно было взглянуть только на лошадей и мулов, чтобы понять причину их беспокойства. Бедные животные находились в очень жалком состоянии: на их исхудалых боках можно было пересчитать все ребра; вытянутые шеи были опущены, у ослабевших животных не было сил даже поднять голову.
Они шли с большим трудом. Глубоко запавшие глаза, вывалившиеся из пересохших ртов языки, – все это указывало на мучившую их неутолимую жажду. Несчастные животные в продолжение уже трех дней не получали воды, а скудная растительность льяносов, которая попадалась до сих пор, не могла доставить им хотя сколько-нибудь сносного корма.
Это был период засухи в Соноре. В продолжение уже нескольких месяцев в этом месте не упало ни одной капли дождя, и даже ручьи, попадавшиеся путешественникам, столь обильные водою в обыкновенное время, – даже те совершенно иссякли. Поэтому было неудивительно, что животные дошли до полного истощения и что их хозяева находятся в сильной тревоге. Еще сутки-другие такого пути означали смерть, если не для всех, то для большинства.
Услышав восклицание гамбусино, его спутники уже не скрывали вздоха облегчения, – слишком сильным было их душевное беспокойство. Они хорошо знали, что близость горы обещала корм животным и воду для всех. Педро очень подробно описал им Затерявшуюся гору как конечную цель пути, и ее подножие – как наиболее удобное место для лагеря. Он рассказывал об этом месте, как о маленьком Эдеме. А на одной из вершин гамбусино обещал показать богатейшие залежи золота, известные пока только ему одному. У подножия Затерявшейся горы им нечего было опасаться недостатка в корме для лошадей и вьючных животных или недостатка в воде, как это было до сих пор, так как здесь находился источник ключевой воды. Кроме того, там же синело озеро, берега которого представляли собой превосходнейшие пастбища. Трава на них всегда была густая, сочная и расстилалась вокруг вечнозеленым изумрудным ковром.
– Вы уверены в том, что это Затерявшаяся гора? – спросил дон Эстеван, устремив глаза на видневшуюся на краю горизонта одинокую возвышенность, на которую ему указал Педро.
– Так же, сеньор, – ответил Педро, немного задетый за живое, – как и в том, что мое имя Педро Висенте. Да и как же мне не знать здешних мест, когда моя мать не одну сотню раз рассказывала мне историю моего крещения? Бедная женщина никак не могла примириться с тем, что этот обряд обошелся ей страшно дорого. Подумайте-ка, сеньоры, двадцать серебряных песо
[38] и две восковые свечи!.. Две огромные свечи из самого белого воска! И все это для того только, чтобы я мог унаследовать имя и дарования моего отца, который, подобно мне, был всего лишь бедным гамбусино!..
