При виде такой уверенности нельзя было не приободриться, особенно когда ее обнаруживал тот, кто показывал себя до сих пор таким осторожным и рассудительным человеком.
По мере того как шло время, исчезала и уверенность, внушенная Педро Висенте; опять явилось сомнение и обуяло людей, у которых голод убавил не только терпение, но энергию и даже нравственную силу.
Глава XVIII
Полковник Реквеньес
В Ариспе, как и предполагал гамбусино, очень интересовались экспедицией, и отсутствие всяких известий о ней вызывало живейшие опасения.
Отъезд каравана, собравшегося под начальством дона Эстевана, возбуждал большой интерес и вместе с тем некоторое беспокойство. Но присутствие и содействие Педро Висенте, славившегося по всей провинции неустрашимостью и глубоким знанием пустыни, успокаивало самых боязливых.
Однако отсутствие от них каких-либо вестей начинало казаться чрезвычайным.
Дон Эстеван обещал прислать в Ариспу гонцов, как только отыщет местонахождение рудника, которое было известно одному гамбусино.
Уже прошло около месяца, как должно было прийти известие, а оно все не приходило.
Гонцы и всадники, рассылаемые полковником Реквеньесом от Ариспы, поочередно возвращались назад, не находя ни малейшего следа рудокопов.
Полковник знал, что шайки индейцев свирепствовали в Соноре; разведчики донесли ему даже, что некоторые селения у Оркаситас, среди них большое село Накомори, были разграблены краснокожими. Но он не имел права распоряжаться вверенным ему войском для оказания помощи частным предпринимателям, которые на свой страх и риск с большою смелостью проникали часто в самый центр индейских земель.
Опытность дона Эстевана и умение гамбусино ориентироваться долго успокаивали его. К тому же на основании одних лишь догадок он не решался пуститься со своим войском наудачу в необъятную пустыню.
Он объяснил это дону Юлиано Ромеро, богатому помещику из окрестностей Ариспы, родному брату сеньоры Вилланева, тоже обеспокоенному отсутствием известий и явившемуся за справками к начальнику гарнизона.
– А! Это вы, дон Юлиано! – воскликнул полковник Реквеньес, когда тот был введен адъютантом. – Нечасто вижу вас здесь, сеньор. Не стану спрашивать, каким ветром занесло вас сегодня в Ариспу, так как догадываюсь о причине вашего приезда.
– Да, полковник, – отвечал дон Юлиано, – я не скрою от вас, судьба зятя меня страшно беспокоит. Я уже не сомневаюсь теперь, что с ним случилось какое-нибудь несчастье и с каждым днем мои опасения увеличиваются. Клянусь вам, я желал бы лучше услышать о какой-нибудь катастрофе, тогда, по крайней мере, можно было бы прийти на помощь, а не довольствоваться одними предположениями. Может быть, вам известно что-нибудь? Если да – умоляю вас, говорите скорее.
– Я знаю не больше вашего, – отвечал полковник Реквеньес, – и тоже начинаю отчаиваться. Уже несколько дней, как я обсуждаю препятствия, которые мог встретить на своем пути Эстеван; я говорил себе, что голод, жажда, быть может, болезнь, могли задержать экспедицию, заставить уклониться от прямой цели в поисках воды или съестных припасов. Но с такой энергией и таким знанием пустыни, как у Педро Висенте, можно справиться с этими препятствиями. Надеюсь, вы не поддадитесь панике, дон Юлиано? Ну, так я скажу вам, что боюсь другого, самого худшего.
– А именно?
– Индейцев, – сказал полковник Реквеньес.
– Индейцев! Шайки их, конечно, попадаются в Соноре, но из этого еще не следует, чтобы они могли напасть на многочисленный и хорошо вооруженный караван.
– Вы ошибаетесь, мой друг. У апачей царит сильное возбуждение после жестокой и бессмысленной резни, учиненной капитаном Жилем Пересом, и индейцы, разъезжавшие некогда небольшими партиями, бродят в настоящее время многочисленными отрядами с единственной мыслью о мщении. Я не говорю, что экспедиция попала в их руки, но подозреваю, что она окружена, быть может, осаждена, и, доведенные до последней крайности, наши родственники или уже сдались, или закончат тем, что сдадутся.
– Подумайте хорошенько о том, что вы говорите, полковник! – вскричал дон Юлиано в сильном волнении. – Моя сестра и племянница во власти этих неумолимых разбойников!
– Быть может, не все еще погибло, сеньор, – сказал полковник Реквеньес. – Я знаю Вилланева и уверен, что, даже захваченный врасплох, он сумеет защититься. Если бы это зависело только от меня, я давно уже был бы в пустыне. Но, скажите на милость, имею ли я право оставлять без защиты город и распоряжаться правительственным войском для оказания помощи частным лицам, не зная даже хорошенько, в опасности ли они и где именно находятся?..
– Предприятие Эстевана, – отвечал дон Юлиано, – имеет исключительное значение. Вам вовсе не понадобится, полковник, оставлять Ариспу без защиты: мои работники к вашим услугам; они вооружены и на конях. Все распоряжения мною сделаны, и я могу даже сегодня привести их к вам.
– Когда войску приказывают отправляться в поход – отвечал полковник, – то должно знать, куда направить его, сеньор. А этого я не знаю. Вы согласитесь со мной. Сам Эстеван, отправляясь, не знал в точности того места, куда гамбусино хотел привести его. Последнему же нелегко было объяснить это на словах, а карты Соноры еще не существует. Мы можем пойти теперь направо, в то время как окажется, что они пошли налево. Сонора – это почти бесконечность, и мои разведчики не могут помочь мне. Я не сомневаюсь, что Эстеван де Вилланева с товарищами осаждены индейцами. Но где? Скажите мне это, сеньор, и я сейчас же велю седлать лошадей, невзирая на то что без согласия правительства не имею на это права.
Дон Юлиано Ромеро молчал несколько минут, затем проговорил:
– Полковник! Ваши колебания, ваши укоры совести при мысли, что вы без определенной цели могли бы завести в пустыню людей, которыми вы командуете, мне понятны. Что же касается меня, то никакие соображения не могут больше удержать меня, и с завтрашнего дня я отправляюсь с моими прекрасно вооруженными работниками в путь. Что бы ни случилось – это лучше той неизвестности, которая угнетает меня.
– Вы правы, дон Юлиано, – сказал полковник. – И хотя я не имею права рисковать всем полком, но могу и даже обязан оказать вам содействие двумя-тремя эскадронами. Помочь вам – это уже определенная цель, за которую я не боюсь ответственности. Цецилио, – прибавил он, обращаясь к своему ординарцу, – передайте, пожалуйста, майору Гарсиа, что мне тотчас же нужно поговорить с ним.
Молодой офицер удалился, но почти тотчас же вернулся обратно.
В ту же минуту на площади поднялся необычайный шум.
– Послушайте, – сказал молодой офицер, – вы ждете посыльных, полковник, и мне кажется, это прибыл один из них.
Полковник и дон Юлиано бросились к окну.
К большой площади Ариспы приближался бледный, утомленного вида всадник в одежде, покрытой пылью. Конь его, весь белый от пены, казалось, изнемогал. Всадник, чувствуя, вероятно, что, ступив на землю, он лишится сил, указал рукой на дом командующего войсками. При этом жесте он поднял голову.
