Быть может, Хуан де Монтальво сам не отдавал себя ясного отчета в этом, но у него было две цели в жизни: во-первых, удовлетворять все свои капризы и прихоти, а во-вторых, – и эта цель была второстепенной и несколько туманной, – восстановить свое родовое богатство. Обе цели сами по себе были вполне законны, и в те времена, когда можно было с успехом ловить рыбу в мутной воде, а человеку способному и настойчивому нетрудно было добиться блестящего положения, не представлялось причины сомневаться в том, что Монтальво добьется осуществления своих планов. Однако пока ему, несмотря на несколько представившихся случаев, ничего не удалось, хотя Монтальво было уже за тридцать. Причины неудач были различные, но в основании их лежал недостаток постоянства и изобретательности.
Человек, постоянно играющий роль, занимает многих, но не убеждает никого. Монтальво не мог убедить никого. Когда он разговаривал с монахами о тайнах религии, то даже монахи, в те времена большей частью люди недалекие, чувствовали, что присутствуют только при умственном упражнении. Когда он говорил о войне, его слушателям казалось, что в душе он только и думает что о любви. Когда он пел о любви, то особа, к которой он обращал свои речи, инстинктивно чувствовала, что он любит только самого себя, а не ее. И в этом женщины подходили ближе всего к истине: Монтальво действительно любил только самого себя. Ради самого себя он нуждался в больших деньгах, и целью его жизни стало так или иначе добыть эти деньги.
Но и в шестнадцатом столетии богатство не давалось само собой в руки каждому искателю приключений. Жалованье военные получали маленькое, и не всегда аккуратно, посторонний заработок был редок и быстро тратился. Даже выкуп за одного или двух богатых пленников скоро исчерпывался уплатой таких долгов чести, от которых нельзя было увернуться. Оставалась, конечно, возможность женитьбы. И в такой стране, как Нидерланды, где было много богатых невест, это не представлялось затруднительным для знатного, красивого, любезного испанца. Действительно, настало время, когда Монтальво должен был или жениться, или разориться: его долги, особенно карточные, возросли до громадной суммы, и он не мог ступить шагу, не встретив кредитора. К несчастью для него, многие из этих кредиторов имели доступ к властям, и таким образом произошло, что Монтальво получил извещение о необходимости предотвратить скандал из-за долгов вместе с угрозой, что в противном случае ему придется вернуться в Испанию, куда, правду сказать, его вовсе не тянуло. Одним словом, роковой час расплаты, который он всеми силами старался отдалить, настал, и женитьба, богатая женитьба являлась единственным выходом. Это был грустный итог для человека, имевшего свои причины, чтобы не желать вступать в брак. Но приходилось покориться.
Так случилось, что граф Монтальво, остановив свое внимание на красивой и богатой Лизбете ван Хаут как на единственной подходящей ему партии в Лейдене, пригласил молодую девушку в свои сани во время бега и очень старался быть приятным гостем в ее доме.
Пока все шло удачно, и более того, начало охоты было даже занимательным. Местное же общество после того, как Лизбета приняла приглашение быть его дамой во время бега и потом так долго каталась с ним наедине в лунную ночь, что, без сомнения, составляло теперь предмет бесконечных сплетен, было вполне подготовлено ко всякого рода вниманию, какое графу вздумалось бы оказать ей. И почему ему не поухаживать за девушкой свободной, по происхождению стоявшей ниже, но по богатству выше его? Правда, он знал, что ее имя соединялось с именем Дирка ван Гоорля. Он знал также, что молодые люди привязаны друг к другу, так как возвращаясь прошлой ночью, Дирк, может быть, имея на то причины, почтил его конфиденциальным полупризнанием. Но какое ему до этого дело, если они еще не помолвлены? А если б даже были помолвлены, то и тогда, разве не все равно? Но все же Дирк ван Гоорль являлся препятствием и, несмотря на то что он казался добрым малым и Монтальво было жаль его, необходимо было убрать его с дороги. Граф был убежден, что Лизбета – одно из тех упорных созданий, которые отказались бы от брака с ним, пока молодой лейденец не исчезнет с горизонта. А между тем Монтальво не желал дуэли хотя бы потому, что в дуэли всегда может произойти какая-нибудь неожиданность, а это был бы плохой исход. Точно так же не желал он быть замешанным в убийстве: во-первых, потому, что ему чрезвычайно неприятна была сама мысль об убийстве кого-либо без крайней на то необходимости, а во-вторых, потому, что убийство – не лучший путь, чтобы решить свои проблемы. Кроме того, нельзя было заранее предсказать, как взглянут власти на исчезновение молодого нидерландца почтенной фамилии.
Надо было подумать о другом средстве. Если этот молодой человек умрет, нельзя заранее сказать, как Лизбета отнесется к его смерти. Ей, может, вдруг вздумается отказаться от замужества или оплакивать своего жениха лет пять. Оба решения оказались бы одинаково невыгодными для планов Монтальво. А между тем, пока Дирк жив, есть ли возможность заставить Лизбету перенести на другого ее расположение? Таким образом, получалось, что Дирку необходимо умереть. С четверть часа Монтальво раздумывал над этим вопросом и, наконец, когда он уже готов был предоставить все дело случаю, в его голове блеснула блестящая, гениальная мысль.
Дирк не умрет, он будет жить, но его жизнь будет куплена ценою руки Лизбеты ван Хаут. Если она любит Дирка только вполовину того, как предполагает Монтальво, то, вероятно, согласится выйти замуж за кого угодно ради спасения дорогой головы: ведь девять десятых женщин способны на такой сентиментальный идиотизм. Кроме того, этот план имел и другие хорошие стороны, он был выгоден для всех. Дирк спасется от смерти, за что должен быть благодарен. Лизбета, кроме чести союза с графом, хотя, быть может, и временного, будет чувствовать небесное сияние добродетели, происходящее из сознания, что она сделала нечто весьма прекрасное и трагическое. Между тем как сам Монтальво, благодаря которому все получат такие выгоды, также воспользуется кое-чем.
Затруднение было в одном: как создать такое положение вещей? Как поставить Дирка в такое безвыходное положение, чтобы Лизбета проявила свое благородство ради его спасения? Вот если бы Дирк был еретиком! А не окажется ли он им и в самом деле? Трудно себе представить фигуру, более подходящую для роли еретика: плосколицый, с манерами святоши и носящий темные чулки. Монтальво заметил, что все еретики, мужчины и женщины, носили чулки темного цвета, может быть, имея в виду умерщвление плоти. Одно только несколько противоречило предположению Монтальво: молодой человек пил слишком много за ужином накануне. Впрочем, и между еретиками попадались такие, которые не прочь были выпить. И лучшие люди иногда спотыкаются. Еще старый монах-кастилец, учивший графа латыни, говорил: «Humanum est» etc
[14].
Таким образом, размышления Монтальво сводились к следующему: для того чтобы выпутаться из затруднительного положения, необходимо, во-первых, чтобы Лизбета ван Хаут через три месяца стала его женой. Во-вторых, если окажется невозможным устранить с дороги Дирка ван Гоорля, отбив у него привязанность молодой девушки или возбудив ее ревность (вопрос: возможно ли заставить женщину так приревновать этого пентюха, чтобы она с досады решилась выйти за другого?), надо принять более суровые меры. В-третьих, эти более суровые меры должны состоять в том, чтобы принудить Лизбету спасти ее возлюбленного от костра, соединившись браком с человеком, ради нее вошедшим в сделку со своей совестью и подстроившим это спасение. В-четвертых, самый лучший способ приведения всего этого в исполнение – доказать, что возлюбленный – еретик, а если, к несчастью, этого нельзя будет доказать, то все же выставить его еретиком. И в-пятых, пока как можно чаще видеться с менеером ван Гоорлем, потому что, вообще, при существующих обстоятельствах, сближение необходимо, а кроме того, у него при случае можно и денег перехватить.
