– Не знаю, – признался я. – Но сделаю.
Я подошел к Ингульфрид, с тревогой наблюдавшей за сыном.
– И сколько твой муж заплатит за тебя? – спросил я у нее.
Женщина промолчала, но я подумал, что ответа не требуется. Кузен обращался с женой откровенно презрительно, и я подозревал, что цена ее как заложницы ничтожна. Зато парнишка стоил целое состояние. И чутье подсказывало пренебречь состоянием, хотя бы до некоторых пор. Я посмотрел на мальчонку: глядит с вызовом, хотя едва не плачет. Смелый. Я еще раз взвесил свой выбор: взять золото или довериться чутью? Я понятия не имел, что случится дальше, а малец, что и говорить, будет обузой. Однако чутье призывало меня склониться в сторону менее очевидного выбора. Так велели мне боги, ибо что такое чутье, как не их глас?
– Финан. – Я резко повернулся к навесу, под которым спали собаки. – Возьми все это сено и разбросай вдоль частокола. И у надвратной башни тоже.
– Ты собираешься спалить город?
– Сено сырое, – буркнул я, – но стог высокий и внутри наверняка сухой. А башня, кузница и конюшни будут гореть. Жги все!
Мой кузен не согласится отдать Беббанбург, потому что без крепости он ничто. Без нее он будет саксом, затерянным среди владений данов. Ему придется стать викингом или преклонить колени, принося клятву верности Эдуарду Уэссекскому. В Беббанбурге же он король земель на день скачки в любую сторону и богат. Поэтому Беббанбург стоит жизни сына. Стоит жизни двух сыновей, ведь, как сказал Эльфрик, сыновей можно наплодить еще. Мой двоюродный брат сохранит за собой крепость, но я сожгу, сколько смогу.
И вот мы вывели из конюшни лошадей, выпустили их за ворота крепости на свободу, а потом подожгли двор. Кузен не пытался помешать нам, просто смотрел с высокой стены. И в стелющемся под дождем дыму мы вернулись к «Полуночной». Зашлепали к ней по воде, таща с собой Ингульфрид и ее сына, и вскарабкались на борт в средней, низкой части. Кузен мог отправить погоню на своих длинных военных кораблях, и я хотел спалить их, но дерево отсырело под ливнем. Поэтому Финан взял троих парней, и они перерезали удерживающие мачты канаты, а потом топорами прорубили в подводной части большие дыры. Оба корабля опустились на илистое дно гавани, и я приказал своим людям садиться за весла «Полуночной». Дождь продолжал лить, но здания горели жарким пламенем, и дым поднимался к черным тучам.
Ветер стих, но волны оставались высокими и на выходе из мелкой гавани закручивались белыми барашками. Мы погребли к этой белой толчее, и валы обрушились на высокий нос «Полуночной». А мой двоюродный брат и его люди смотрели со стен, как корабль выходит в море. Отплыв подальше от материка, за острова, я приказал распустить парус и переложить руль на юг.
Вот так мы покинули Беббанбург.
Часть третья
Слухи о войне
Глава шестая
Я направился на юг, чтобы убедить кузена, будто держу путь в Южную Британию, но, как только дым горящего Беббанбурга превратился в серое пятно на фоне серых туч, повернул на восток.
Куда идти, я не знал.
На севере простиралась Шотландия, дикие обитатели которой всегда рады случаю зарезать сакса. Еще дальше располагались поселения норманнов, полные угрюмых людей в вонючих тюленьих шкурах, цепляющихся за свои каменистые острова и, подобно шотландцам, предпочитающих убивать, а не привечать гостей. Земли саксов лежат к югу, но благодаря христианам ни в Уэссексе, ни в Мерсии меня не примут, а в Восточной Англии мне и подавно делать было нечего. Поэтому я снова повернул к пустынным Фризским островам.
Просто не знал, куда еще податься.
Меня подмывало взять предложенный кузеном выкуп. Золото всегда кстати. На него можно купить воинов, корабли, лошадей и оружие, но, повинуясь чутью, я выбрал мальчишку. Когда мы двинулись на восток, подгоняемые холодным северным ветром – он дул ровно и сильно, – я подозвал парнишку.
– Как тебя зовут? – спросил я его.
Он озадаченно поглядел на меня, потом на мать, которая с тревогой наблюдала за нами.
– Меня зовут Утред.
– Нет, не правильно, – заявил я. – Тебя зовут Осберт.
– Я Утред! – храбро стоял на своем малец.
Я отвесил ему тяжелую затрещину. От удара мне ожгло ладонь, у него же, надо думать, в ушах зазвенело. Парень даже зашатался и свалился бы за борт, не подхвати вовремя его Финан. Женщина закричала, но я не обратил на нее внимания.
– Твое имя – Осберт, – повторил я.
На этот раз он промолчал, просто упрямо смотрел на меня, глотая слезы.
– Как тебя зовут? – Малец не отводил глаз, и, читая на его непокорном лице желание поддаться искушению, я снова занес руку.
– Осберт, – пролепетал он.
– Не слышу!
– Осберт!
– Все поняли? – воскликнул я, обращаясь к команде. – Отныне этого мальчика зовут Осберт!
Его мать посмотрела на меня, открыла рот, чтобы возразить, но тут же закрыла.
– Меня зовут Утред, – сообщил я мальчику. – И моего сына тоже зовут Утред. Это значит, что на корабле уже достаточно Утредов, поэтому теперь тебя кличут Осбертом. Ступай обратно к матери.
Финан, как обычно, сидел рядом со мной на площадке у рулевого весла. Валы по-прежнему были высокими, а ветер сильным, но не каждый вал увенчивался белым барашком, да и ветер несколько поутих. Дождь прекратился, а в облаках даже появились разрывы, через которые проникали, играя на поверхности моря, солнечные лучи. Финан уставился на воду.
– Мы сейчас могли бы пересчитывать золотые монеты, господин, – проворчал он. – А вместо этого получили женщину и ребенка, которого надо охранять.
– Едва ли ребенка, – возразил я. – Почти мужчину.
– Кем бы он ни был, парень стоит золота.
– Думаешь, имеет смысл взять за него выкуп?
– Тебе решать, господин.
Я думал об этом. Я сохранил мальчонку, повинуясь чутью, но сам толком не мог сказать, почему поступил именно так.
– По общему мнению, он является наследником Беббанбурга, и это придает ему цену, – заметил я.
– Верно.
– Не только в глазах отца, но и его врагов.
– И кто это?
– Даны, допустим, – расплывчато ответил я, потому как сам не был уверен, почему не отдал парня.
– Странно как-то, – продолжил Финан. – Жена и дети Кнута Ранулфсона в заложниках неизвестно у кого, а у нас вот эти двое. Сезон захвата жен и детей, надо полагать? – Он хмыкнул.
Интересно, кто захватил семью Кнута Ранулфсона? Я твердил себе, что это не мое дело, что меня выставили вон из саксонской Британии, но вопрос не давал покоя. Самый очевидный ответ: это сделали саксы, чтобы Кнут сидел тихо, пока они нападают на других лордов-данов Мерсии или на ослабленное королевство Восточной Англии. Но Этельфлэд ничего такого не слышала. У нее имелись лазутчики как в доме мужа, так и при дворе брата. Она наверняка знала бы, если Этельред или Эдуард пленили жену Кнута, но шпионы не доносили ничего подобного. Да я и сам не верил, что Эдуард Уэссекский выслал воинов для захвата семьи Длинного Меча. Король слишком опасался недовольства данов и подпал под влияние попов-миротворцев. Этельред? Не исключено, что его новая баба и ее воинственный братец отважились на такой поступок, но Этельфлэд наверняка прознала бы об этом. Так кто же захватил их?
