– Пачкает свои штанишки в Восточной Англии и гадает, сумеет ли добраться до дому. И тебя он поставил во главе воинов лишь потому, что ты жалкий подхалим, которому он доверял, как доверял Хэстену. Это ведь Хэстен убедил вас, что пленил семью Кнута? Так?
Несколько человек промычали в знак согласия. Епископ не проронил ни слова.
– Хэстен – коварный кусок слизи, который обманул вас. Он с самого начала служил Кнуту, но вы верили ему, потому как ваши дерьмоголовые церковники твердили, что Бог на вашей стороне. Ну, теперь это так. Бог направил меня, и я привел вам жену Кнута и его детей. А еще я зол.
Произнося последние четыре слова, я спустился с помоста и подошел к Вульфхерду:
– Я злюсь за то, что ты сжег мои постройки. Что подстрекал толпу убить меня. Ты визжал, что сразивший меня стяжает благодать Господа. Ты это помнишь, вонючий крысиный кал?
Вульфхерд молчал.
– Ты называл меня мерзостью, – продолжил я. – Не забыл?
Я извлек из ножен Вздох Змея. Проходя через их горловину, длинный клинок издал скрежещущий звук, неожиданно громкий. Епископ испуганно взвизгнул и отступил под защиту четырех священников, явно своих подручных. Но я не стал угрожать ему, а протянул меч рукоятью вперед:
– Вот, пердеж лягушачий, заслужи благодать Господню, убив языческую мерзость. – (Прелат озадаченно уставился на меня.) – Убей меня, желчноголовый слизняк!
– Мне… – промямлил он и отступил еще на шаг.
Я напирал, и один из священников, совсем еще молоденький, преградил мне путь.
– Прикоснись ко мне, – предупредил я, – и я размотаю твои потроха по всему полу. Я ведь убийца священников, не забыл? Я изгой и мерзость. Я тот, кого следует ненавидеть. Я убиваю святош, как другие давят ос. Я Утред.
Я посмотрел на Вульфхерда и снова сунул ему меч.
– Ну, хорек бесхвостый, хватит тебе духу меня прикончить? – с вызовом спросил я. Епископ замотал головой, не говоря ни слова. – Я ведь тот, кто убил аббата Витреда, и ты проклял меня за это. Так почему же ты не хочешь меня зарубить?
Я ждал, наблюдая за страхом на лице церковника, и тут вдруг вспомнил про странное поведение беглецов, когда отец Виссиан вошел в большой зал в Сестере. Я повернулся к Этельфлэд:
– Ты говорила, что аббат Витред пришел из Нортумбрии?
– Это так.
– И ни с того ни с сего начал проповедовать о святом Освальде? – уточнил я.
– Преподобный святой Освальд был нортумбрийцем, – вставил епископ, будто это могло смягчить меня.
– Знаю! – рявкнул я. – И никому из вас не пришло в голову, что это Кнут убедил аббата Витреда отправиться на юг? Кнут правит в Нортумбрии, ему хотелось, чтобы мерсийская армия увязла в Восточной Англии, поэтому он закинул наживку в виде обещания чудотворных костей святого. Витред был его человеком! Дети Кнута называли его дядей!
Я не знал, все ли сказанное мной правда, но это было весьма вероятно. Кнут был очень хитер.
– Вы дураки, все до единого! – Я снова сунул меч Вульфхерду. – Убей меня, слизняк! – (Он только замотал головой.) – Нет? Тогда тебе придется заплатить мне за разорение, устроенное в Фагранфорде. Ты заплатишь мне золотом и серебром, и я отстрою свою усадьбу и амбары за твой счет. Согласен?
Вульфхерд кивнул. Выбор у него был небогатый.
– Отлично! – жизнерадостно заявил я и с лязгом отправил Вздох Змея обратно в ножны. – Госпожа Этельфлэд! – Мой голос прозвучал совершенно официально.
– Господин Утред? – отозвалась она в том же тоне.
– Кто должен командовать здесь?
Этельфлэд замялась, обводя взглядом мерсийцев.
– Мереваль вполне сойдет для этого, – решила она.
– А как ты? – спросил я. – Почему бы тебе не возглавить гарнизон самой?
– Потому что я пойду туда, куда пойдешь ты, – отчеканила женщина.
Мужчины в зале смущенно поежились, но не проронили ни слова. Я хотел было возразить ей, но потом решил не тратить сил попусту.
– Мереваль, – сказал я вместо этого. – Ты остаешься во главе гарнизона. Сомневаюсь, что Кнут нападет на вас, – я намерен завлечь его на север, – но могу и ошибаться. Сколько в городе обученных воинов?
– Сто сорок шесть, – ответила Этельфлэд. – Большинство из них мои. Некоторые раньше были твоими.
– Все они поедут со мной, – заявил я. – Мереваль, можешь забрать десятерых из своих, прочие останутся у меня. И я могу послать за тобой, если уверюсь, что городу ничего не грозит, – обидно будет не дать тебе поучаствовать в битве. А битва будет знатная! Епископ, не желаешь сразиться с язычниками?
Вульфхерд вытаращил глаза. Он явно заклинал распятого Бога послать молнию и испепелить меня, но распятый Бог не подчинился.
– Дайте мне объяснить, что происходит, – произнес я, расхаживая по помосту. – Ярл Кнут привел в Мерсию четыре тысячи воинов. Он разоряет Мерсию, жжет и убивает, и Этельред, – я намеренно избегал называть его господином, – придет, чтобы воспрепятствовать погрому. Сколько человек у Этельреда?
– Пятнадцать сотен, – пробормотал кто-то.
– А если даже не вернется, – продолжил я, – то Кнут сам найдет его в Восточной Англии. Вполне вероятно, именно этим он сейчас и занят: охотится за Этельредом и рассчитывает уничтожить его прежде, чем западные саксы подтянутся на север. Поэтому наша задача – отвлечь Кнута от Этельреда и удерживать его до тех пор, пока уэссекцы не соберут армию и не выступят на соединение с Этельредом. Сколько воинов может выставить Эдуард? – обратился я к Осферту.
– От трех до четырех тысяч, – сообщил тот.
– Отлично! – Я улыбнулся. – Мы превзойдем Кнута числом, вынем ему кишки и скормим собакам.
Олдермен Деогол, тугодум, владевший землями к северу от Глевекестра, посмотрел на меня и нахмурился:
– Ты поведешь людей на север?
– Поведу, – ответил я.
– И заберешь с собой всех обученных воинов? – В его голосе прозвучало осуждение.
– Заберу.
– Но даны ведь окружают город, – печально провозгласил он.
– Я проник сюда и сумею выбраться обратно.
– Но если они увидят, что все опытные воины ушли, – олдермен возвысил голос, – что помешает им напасть?
– Так даны завтра уходят, разве я не говорил? – воскликнул я. – Они уходят, и мы отправляемся жечь их корабли.
– Уходят? – недоверчиво переспросил Деогол.
– Да, – подтвердил я.
И надеялся, что не ошибаюсь.
* * *
– Ты сурово обошелся с епископом Вульфхердом, – пожурила меня Этельфлэд той ночью. Мы лежали в постели ее мужа, но меня это не волновало. – Очень сурово.
– Недостаточно сурово.
