– Господин! – Это звал Финан.
– Отец! – возбужденно кричал Утред.
Кнут посмотрел поверх моего плеча и переменился в лице. До этого он словно забавлялся, а теперь вдруг встревожился. Я сделал шаг назад и обернулся.
И увидел всадников, скачущих с запада, – сотни всадников взбирались на склон, где еще горели хижины, посылая свой темный сигнал в небо. Сколько точнее? Трудно судить: сотни две, быть может, три. Я перевел взгляд на Кнута, и по лицу ярла понял, что пришельцы не из его людей. Он отрядил воинов перебираться через ров к северу от нас, но вновь прибывшие всадники не дадут им ударить нам во фланг. Если это саксы.
Я снова обернулся и заметил, что конные спешиваются, и мальчишки уводят их лошадей вниз по склону, а на невысоком холме с горящими хибарами строится «стена щитов».
– Кто это такие? – обратился я к Финану.
– Бог весть! – отозвался ирландец.
И распятый Бог точно ведал, потому как на ветру заполоскалось вдруг знамя: огромное полотнище с христианским крестом.
Мы теперь были не одни.
Я отступил еще на шаг и едва не споткнулся об убитого.
– Трус! – крикнул мне Кнут.
– Ты рассказывал, что будет, если я умру, – ответил я. – Но что случится, если умрешь ты?
– Если умру я? – Вопрос явно озадачил его, словно ярл не допускал подобной возможности.
– Твои воины сдадутся? – уточнил я.
– Они тебя убьют, – буркнул он.
Я мотнул головой, указывая на гребень, где под знаменем креста стояли незнакомцы:
– Теперь это окажется чуть сложнее.
– Еще горстка саксов, которых надо перерезать, – заявил Кнут. – Еще немного навоза, который надо убрать.
– Значит, если мы сразимся и ты победишь, – продолжил я, – ты пойдешь на юг, против Эдуарда?
– Быть может.
– А если проиграешь, твоя армия все равно двинется на юг?
– Я не проиграю, – отрезал он.
– Ты не честный поединок предлагаешь, – укорил его я. – Если проиграешь, твоему войску следует сдаться мне.
– Утред Беббанбургский, ты дурак! – Он расхохотался.
– Если от моей гибели ничего не изменится, то зачем мне сражаться?
– Потому что это судьба, – заявил Кнут. – Ты и я.
– Если умрешь, то твоя армия должна подчиниться моим приказам, – не сдавался я. – Вели это своим.
– Я прикажу им помочиться на твой труп! – рявкнул ярл.
Но для начала ему нужно было убить меня, а я теперь стал сильнее. Прибывшие под большим стягом с крестом воины – союзники, не враги. Видимо, это их разведчиков заметили мы прежде на западе, и сейчас пусть не армия, но отряд из двух-трех сотен воинов расположился на гребне – этого хватит, чтобы преградить путь данам.
– Если сражаться, так по справедливости, – обратился я к Кнуту. – Если победишь, мои люди останутся жить. Если проиграешь, пусть твои повинуются моим приказам.
Он ничего не ответил, и я повернулся и ушел к своим. Я заметил, что даны на севере, обеспокоенные появлением незнакомцев, перестали наступать, а основные силы Кнута по другую сторону брода от нас еще не построили «стену щитов». Воины сгрудились на краю брода, чтобы понаблюдать за поединком, и ярл теперь орал на них, ровняя ряды. Ему хотелось атаковать быстрее, но людям требовалось время, чтобы распределиться по шеренгам и сомкнуть щиты.
Пока они занимались этим, я протолкался через наш строй. Юный Этельстан летел сломя голову вниз по склону.
– Господин! – вопил он. – Господин!
За ним следовала Этельфлэд, но я не обращал на обоих внимания, потому как с гребня спускались еще два всадника. Первым шел здоровенный бородач в кольчуге и шлеме, а вторым – священник. На церковнике доспехов не было, только длинная черная ряса. Он с улыбкой приблизился ко мне и воскликнул:
– Сдается мне, тебе нужна помощь!
– Ему постоянно нужна помощь, – подхватил верзила. – Лорд Утред вляпался в лужу дерьма, и нам придется его вытаскивать. – Он расплылся в улыбке. – Привет, друг мой!
Это был отец Пирлиг, и правда мой друг. Перед тем как принять сан, он был великим воином. Пирлиг – валлиец и гордился своим племенем. Борода его подернулась сединой, и волосы, выбивающиеся из-под шлема, тоже поседели, но лицо осталось таким же живым, как прежде.
– Веришь или нет, но я рад тебя видеть, – отозвался я.
– Верю! Потому как такой кучи дерьма я ни разу не видел, – заявил Пирлиг. – У меня тут двести тридцать восемь парней. А сколько ублюдков привел он?
– Тысячи четыре.
– Отлично! – воскликнул священник. – Здорово, что мы валлийцы. Четыре тысячи данов – сущий пустяк для горстки валлийцев.
– Вы все валлийцы? – уточнил я.
– Мы просили помощи, – объяснил другой священник, – чтобы свет Писания не погас в Британии, чтобы язычники были уничтожены окончательно и чтобы любовь Христова наполнила эту землю.
– Это означает, – добавил Пирлиг, – что он прознал про дерьмо, в которое ты вляпался, и попросил о помощи, и я сделал что мог.
– Мы обратились к добрым христианам за подмогой, – пояснил священник помоложе, – и они пришли.
– И тут услышал я голос Господа, говорящего: кого мне послать? – произнес Пирлиг торжественно, и я догадался, что он цитирует священную книгу христиан. – И кто пойдет для нас? И я сказал: вот я, пошли меня. – Мой друг помолчал, потом улыбнулся. – Утред, я всегда был идиотом.
– И король Эдуард на подходе, – заверил молодой священник. – Нам нужно только задержать данов на короткое время.
– Тебе это точно известно? – спросил я, все еще не придя в себя.
– Знаю, что… – Он замялся. – Папа.
Молодым священником был отец Иуда, мой сын. Сын, которого я оскорбил, которого избил и от которого отрекся. Я отвернулся, чтобы он не заметил слезы на моих глазах.
– Армии соединились к северу от Лундена, – продолжал отец Иуда. – Но с того времени прошло больше недели. Господин Этельред примкнул со своими людьми к королю Эдуарду, и оба выступили на север.
– Этельред ушел из Восточной Англии? – удивился я, отказываясь поверить в такую новость.
– Сразу, как только ты увел Кнута от границы. Он ушел на юг, к Лундену.
– Лундену? – неопределенно переспросил я.
– Они с Эдуардом встретились, насколько мне известно, к северу от Лундена.
Я фыркнул. За рекой к разрастающейся «стене щитов» Кнута подтягивались новые воины. Теперь его строй мог охватить нас с обоих флангов. Это означало неминуемое поражение. Я снова посмотрел на юношу, бывшего некогда моим сыном.
– Ты осудил меня за убийство аббата Витреда, – напомнил я.
