– О’кей, – решительно произнес Руш, несколько секунд подумал, снял мятый пиджак и вытащил пистолет. – Поступим следующим образом: вы прикажете своим людям ни при каких обстоятельствах не открывать огонь по подозреваемому.
– Но если он… – начал было Плант.
– Ни при каких обстоятельствах, вам понятно? – повторил Руш. – Он для нас слишком важен.
– Руш, черт возьми, что вы задумали? – спросила Кертис.
В ответ он лишь вытащил наручники и сомкнул их на своих запястьях, чем и вовсе привел ее в ужас.
– Выполнять, – велел Руш Планту, не обращая на нее никакого внимания.
– Я вас не пущу, – запротестовала Кертис.
– Поверьте, – прошептал Руш, – этот план нравится мне еще меньше, чем вам, но мы ведь не можем без конца ловить только мертвецов, когда-то надо поймать и живого преступника. Может случиться так, что другого шанса разобраться в происходящем у нас просто не будет. Кто-то должен пойти к нему и поговорить.
Кертис посмотрела на Бакстер в надежде, что та ее поддержит.
– Он может застрелить вас, даже не дав открыть рот, – сказала Эмили.
– Верно подмечено, – ответил Руш, прикинул имеющиеся в наличии варианты, кое-как достал руками в наручниках телефон, набрал номер Кертис, активировал блютус и сунул аппарат в карман рубашки, – не отключайтесь.
– Выдвигайтесь, – сказал Плант в ответ на раздавшийся у него в наушнике голос, – десять-четыре.
Потом повернулся к Рушу и добавил:
– Через три минуты здесь будет группа быстрого реагирования в полной боевой экипировке.
– Значит, через четыре он будет мертв, – ответил Руш, – все, я пошел.
– Нет! – яростно прошептала Кертис и потянулась к нему, но он уже вышел в огромный зал, и ее пальцы лишь схватили воздух.
Руш поднял над головой скованные наручниками руки и очень медленно направился к часам. Если не считать приказа об эвакуации, автоматически повторяющегося каждые тридцать секунд, единственным звуком, который можно было различить в повисшей тишине, было эхо его шагов.
Только оно и больше ничего.
Чтобы не напугать человека, в ответах которого они так отчаянно нуждались, он принялся насвистывать первую пришедшую в голову мелодию.
Кертис держала в руке телефон, чтобы они все могли его слышать. Из крохотного динамика доносился стук каблуков Руша по мраморному полу. Она с трепетом ждала оглушительного выстрела.
– Он что, насвистывает песню Шакиры? – спросил Плант, всерьез сомневаясь в душевном равновесии человека, приказу которого ему только что пришлось подчиниться.
Кертис с Бакстер предпочли промолчать.
Руш был на полпути к часам. Окружавшее его пространство из сияющего мрамора становилось все шире, будто он выходил в открытое море. До него вдруг дошло, что до справочного бюро, выглядевшего этаким островком безопасности, было совсем недалеко. В боковом крыле он увидел еще одного полицейского, в ужасе взиравшего на него, – полицейский не предпринимал ни малейших попыток успокоиться, в то время как сам Руш медленно шел вперед, даже не догадываясь, какой ужас может его может поджидать.
Когда до справочной оставалось совсем чуть-чуть, он перестал свистеть и чуть не споткнулся… в двадцати шагах перед ним стоял мертвец. Совершенно нагой, с кровавой надписью «Наживка» на груди. Его голова склонилась вниз, будто пытаясь разобрать небрежно нанесенную татуировку. Невидимый ему убийца заплакал, отчего труп пришел в движение, подрагивая плечами в такт всхлипываниям.
Это, без сомнения, было самое ужасное зрелище из всех, которые Рушу приходилось видеть в жизни.
– Ну уж нет, спасибо, – пробормотал он, внезапно передумав.
Он повернулся, собираясь уйти, но в этот момент услышал отчаянный голос, обращенный к нему:
– Кто вы?
Агент вздрогнул, тяжело вздохнул, медленно повернулся, опять взглянул на мертвеца и ответил:
– Дамьен.
И приблизился еще немного – медленно и осторожно.
– Вы полицейский?
– В некотором роде. Я не вооружен, а руки у меня скованы наручниками.
Руш опасливо подходил все ближе, не понимая, почему убийца не оборачивается проверить его слова. Но тот стоял, задрав голову вверх, и не сводил глаз с ночного неба в сорока метрах над ними. Проследив за его взглядом, Руш и сам был заворожен: на изумительном сверкающем потолке были нарисованы золотые созвездия: Орион, Телец, Весы… Близнецы.
Близнецы сидели совсем близко друг к другу, их тела почти переплетались. Четыре ноги будто были общим достоянием братьев – неразлучных, неделимых, единых.
Руш в ужасе понял, что наблюдает почти такую же картину в нескольких шагах перед собой. А когда увидел, что «мертвец» всхлипнул в перерыве между двумя судорожными вздохами, почувствовал, как к горлу подкатила желчь.
– Боже праведный… Заложник жив! – прошептал он насколько смог громко, моля Бога, чтобы коллеги его услышали. – Повторяю: заложник жив!
Кертис повернулась к Планту, руки ее дрожали:
– Нам нужен врач. Что касается группы быстрого реагирования, введите их в курс дела перед тем как они пойдут на штурм.
Плант ушел выполнять приказание.
– Мы слишком далеко, – сказала Бакстер, испытывая в душе такое же потрясение, как и Кертис, – если что-то пойдет не так… Надо подойти ближе.
– Давайте за мной, – кивнула Кертис.
Руш подошел к «сиамским близнецам» почти вплотную. Их натянутая кожа была сшита огромными черными стежками, вдоль которых тянулся тонкий слой темной, запекшейся крови, словно служивший дополнительной спайкой. Сделав над собой усилие и приняв невозмутимый вид, агент наконец посмотрел на того, кто стоял за всем этим ужасом.
Обнаженная кожа преступника была сухой и бледной. Несмотря на холод, на ней проступил обильный пот, к которому примешивались слезы. Он был чуть полноват, выглядел не старше восемнадцати, его всклокоченные вихры напоминали волосы Близнецов на потолке. Раны от высеченного на груди слова, казалось, затянулись, и теперь оно стало его неотъемлемой частью. Взгляд красных от недосыпа глаз спустился с небес и остановился на Руше. Несмотря на заряженный пистолет в руке, парень мило улыбался.
– Ничего, если я сяду? – спросил агент, всем своим видом стараясь показать, что его нечего бояться.
Не получив ответа, он медленно опустился на холодный пол и скрестил ноги.
– Зачем задавать вопрос и не дожидаться ответа?
Агент инстинктивно глянул на пистолет в дрожащей руке парня.
– Я не могу с вами говорить. Мне… нельзя, – взбудораженно продолжал тот.
Он поднес к уху руку и оглядел зал, будто что-то услышав.
