Бакстер промолчала, слишком уставшая для того, чтобы тащиться помогать с ужином.
– У меня здесь есть вино! – весело добавил голос.
Перед этим соблазном она не устояла и направилась на безукоризненную кухню, больше напоминавшую выставочный зал, в приглушенном свете которой что-то шкворчало сразу на нескольких дорогущих сковородках. Над ними колдовал мужчина в стильной рубашке, поверх которой был надет длинный передник. Он без конца помешивал содержимое сковородок, делая больше или убавляя огонь. Она подошла к нему и чмокнула в губы.
– Я по тебе соскучился, – сказал Томас.
– Ты что-то такое говорил о вине, – напомнила она ему.
Он засмеялся и налил ей бокал из откупоренной бутылки.
– Спасибо, – сказала Бакстер, – как раз то, что мне сейчас нужно.
– Не благодари меня. Это все Алекс и Тиа.
Они повернулись к стоявшему в дверном проеме Эдмундсу и подняли бокалы. Потом Бакстер прислонилась к разделочному столу и стала наблюдать за тем, как Томас готовит.
Эмили познакомилась с ним восемь месяцев назад, во время одной из периодических, но неизменно превращающихся в кошмар забастовок служащих лондонского метро. Томас вмешался, когда Бакстер в бешенстве пыталась без всякого на то повода арестовать одного из рабочих, устроивших пикет, чтобы добиться повышения зарплаты и улучшения условий труда. Заметил, что если она выполнит угрозу, задержит этого джентльмена, облаченного в дорожную куртку из светоотражающего материала, и заставит его прошагать вместе с ней шесть миль до Уимблдона, то с точки зрения закона ее вполне можно будет привлечь к ответственности за похищение человека. После чего она арестовала уже его самого.
Томас был мужчина благородный и искренний. По-своему красив, великодушен, с хорошим музыкальным вкусом и на десять лет старше ее. С ним было спокойно. Он знал, что собой представляет и к чему стремится: к нормальной, размеренной, тихой жизни. К тому же адвокат. При мысли о том, как бы его ненавидел Волк, ее губы расплылись в улыбке. Эмили не раз задумывалась о том, не это ли ее в нем в первую очередь привлекало.
Элегантный таунхаус, в котором они решили устроить вечеринку, принадлежал Томасу. В последние несколько месяцев он не раз предлагал ей переехать к нему. Хотя Бакстер перевезла сюда некоторые вещи и даже помогла сделать ремонт в большой спальне, ей категорически не хотелось отказываться от квартиры на главной улице Уимблдона, и она по-прежнему держала там своего кота Эхо в качестве предлога постоянно возвращаться домой.
Четверо друзей сели за стол; за ужином они рассказывали друг другу бородатые истории, которые со временем становились все менее достоверными, но все более веселыми, а также проявляли живейший интерес к таким банальным вопросам, как работа, воспитание детей и лучший рецепт приготовления лосося. Держа Тиа за руку, Эдмундс с воодушевлением говорил о своем продвижении по службе в отделе по борьбе с финансовыми преступлениями и несколько раз повторил, как много времени он теперь может проводить с семьей, в которой не так давно появилось пополнение. Когда зашла речь о делах на работе, Бакстер не стала упоминать ни о визите заокеанских коллег, ни о незавидной миссии, ожидавшей ее на следующее утро.
В 10 часов 17 минут вечера Тиа уснула на диване, а Томас отправился наводить порядок на кухне, оставив Бакстер и Эдмундса наедине. Алекс наполнил бокалы вином до краев, и они с Эмили завели непринужденный разговор, глядя на догорающее пламя свечей.
– Как у тебя дела в отделе? – тихо спросила детектив, бросив взгляд на диван, чтобы проверить, что Тиа и правда уснула.
– Говорю тебе… все в порядке… – ответил Эдмундс.
Бакстер терпеливо ждала.
– Нет, правда, все хорошо, – сказал он, сложив на груди руки, будто переходя в оборонительную позицию.
Эмили молчала.
– Потихоньку работаю. А ты что хотела от меня услышать?
Когда же она и на этот раз отказалась принять его ответ, он наконец улыбнулся.
Бакстер слишком хорошо его знала.
– Мне там до омерзения скучно… нет, я не жалею, что ушел из убойного, но…
– Звучит, как будто еще как жалеешь, – сказала детектив.
При каждой встрече она пыталась уговорить его вернуться обратно.
– Я привык жить своей жизнью. И очень привык видеть дочь.
– Ты растрачиваешь себя попусту, – искренне возразила Бакстер.
Официально именно она поймала знаменитого убийцу, смастерившего Тряпичную куклу, но в действительности дело раскрыл Эдмундс. Он один сумел разглядеть истину за пеленой лжи и обмана, застившей взор ей и другим членам их команды.
– Я скажу так: если ты назначишь меня на должность детектива, но позволишь работать только с девяти до пяти, я сегодня же вечером напишу рапорт о переводе, – улыбнулся Эдмундс, зная, что разговор на этом можно считать законченным.
Бакстер отступилась и стала потягивать вино. Томас по-прежнему гремел посудой на кухне.
– Завтра мне надо ехать в тюрьму к Массу, – обронила она с таким видом, будто ей каждый день приходилось допрашивать серийных убийц.
– Что? – воскликнул Эдмундс, поперхнулся и выплюнул глоток купленного за полцены «Совиньон Блан». – Но почему?
Он был единственным, кому Эмили рассказала правду о том, что случилось в день ареста Летаниэла Масса. Они оба не могли знать наверняка, что конкретно запомнил маньяк. Он получил множество травм и чуть не отправился на тот свет, но Эмили всегда боялась, что Масс, сохранись в его памяти что-нибудь лишнее, сможет без труда разрушить ее жизнь, если на то будет воля его больного мозга.
Бакстер рассказала Алексу о разговоре с Ванитой и двумя «специальными» агентами, упомянув и о том, как ее откомандировали осмотреть вместе с ними место преступления в Нью-Йорке.
Эдмундс слушал молча, и чем больше она говорила, тем явственнее на его лице проступало беспокойство.
– Я думал, дело закрыто, – протянул он, когда она закончила.
– Так оно и есть. Просто еще одна имитация Тряпичной куклы.
Судя по виду, Эдмундс в этом был не так уверен.
– У тебя есть какие-то соображения? – спросила Бакстер.
– Ты сказала, что на груди у жертвы вырезали слово «Наживка».
– Ну да.
– «Наживка»… Хотел бы я знать, для кого.
– Хочешь сказать, для меня? – недовольно фыркнула Бакстер, без труда догадавшись по тону Эдмундса, что именно он хотел сказать.
– Парня звали так же, как Волка, а теперь и ты оказалась втянута в это дело, удивительно.
Бакстер тепло улыбнулась другу и добавила:
– Это лишь очередная имитация, не более того. Не волнуйся за меня.
– Я всегда за тебя волнуюсь.
– Кофе? – спросил Томас, стоя в дверном проеме и вытирая руки кухонным полотенцем.
