Или проклясть самым изощрённым способом.
Мне, если честно, до её оскорблённых чувств дела не было. Пусть проклинает сколько влезет. Я и так уже давно проклятая. А ещё невезучая и… по уши влюблённая. В мужчину, у которого вместо сердца, как выяснилось, морозильная камера, а на плечах вместо головы — ледогенератор.
Безуспешные попытки позавтракать прервало появление эррола Хордиса. Лекарь улыбнулся, но как-то уж очень скупо, и проговорил быстро:
— Мне очень жаль, Фьярра, что всё так вышло. Но, поверьте, это к лучшему.
И у этого тоже семь пятниц на неделе. А ведь ещё совсем недавно передо мной распинался, доказывая, что мы со Скальде что две половинки.
Но, видимо, не судьба нам стать единым целым.
— Верю, — отозвалась сухо и попросила лекаря поторопиться, сказав, что хочу покинуть Ледяной Лог немедленно.
— Конечно, конечно…
— Отвязывать будете без Его Великолепия?
— Его присутствие здесь необязательно.
Необязательно так необязательно. Мне же лучше.
На этом моменте следовало вздохнуть с облегчением. Но вздыхать вдруг стало сложно: горький ком застрял в горле. А виски закололо иголочками злости.
Да что со мной такое?! И вовсе я не надеюсь увидеть его снова! В последний раз пропасть в серебряном омуте… Услышать низкий, то колющий льдом, то обволакивающий тёплым бархатом голос.
Не надеюсь и не увижу!
Лекарь что-то шептал, стоя надо мной. Водил руками, потом опять воспроизводил свою абракадабру.
Пока в конце концов не объявил:
— Булавка, Фьярра, вам больше не понадобится.
Кивнула и поднялась.
— Она вместе с остальными подарками Его Великолепия осталась в шкатулках.
— Украшения ваши, Фьярра. Можете забрать их с собой.
— Не надо, — покачала головой.
Улыбнувшись напоследок магу, а также кивнув этому истукану — монахине, в последний раз оглядела комнату, где испытала столько самых разнообразных эмоций. Была до безумия счастлива и столь же сильно несчастна.
Пока Леан с другими слугами занимался погрузкой моего багажа, а Мабли развлекала Снежка, я, стоя возле кареты, запряжённой этими летающими монстрами — фальвами, прощалась с алианами. Проводить меня в (надеюсь, что не последний) путь вышли также некоторые старейшины, эссель Тьюлин и даже кое-кто из придворных.
Последние улыбались искренне и грустили вполне натурально, а одна придворная дама даже сказала, что без меня Ледяной Лог снова станет похож на сонное царство.
Что ж, услышать это было приятно.
Рианнон и Майлона тоже улыбались. От счастья. Им я просто кивнула на прощание и пожелала удачи в финале. Церемонно поклонилась советникам и эссель Тьюлин, которые из кожи вон лезли, стараясь сохранить на лицах нейтрально-вежливое выражение.
Крепко обняла подруг, вдруг осознав, как сильно буду по ним скучать. И даже будучи на Земле никогда о них не забуду.
— Береги себя, — поцеловала меня в щёку Гленда.
А Ариэлла, когда с объятиями было покончено, незаметно сунула мне в руку сложенный вчетверо листок со словами:
— Это зачарованная бумага. Если тебе будет грозить опасность, от морканты или от кого-то другого, расскажи всё в письме и сожги. Брат получит твоё послание и поможет. Он не тальден, но маг всё же сильный. И в обиду тебя не даст. Талврины друзей в беде не бросают.
— Спасибо тебе, — улыбнулась сквозь слёзы, которые надёжно прятала наброшенная на лицо вуаль, и закончила тихо: — За всё.
Когда с прощаниями было покончено, Леан подал мне руку, предлагая забраться в карету. Последний взгляд, брошенный на величественную громаду Ледяного Лога. Тёмные окна, стрелами тянувшиеся к безоблачному небу — я подсознательно надеялась увидеть в них хотя бы тень хозяина замка.
Хотя бы силуэт человека, которого полюбила всем сердцем.
Но не было ни тени, ни силуэта.
Ни самого человека.
Напротив меня устроились паж и служанка. Снежок с комфортом расположился на коленях у своей хозяйки. У меня не было никаких козырей против морканты, но я всё равно буду умолять её; если потребуется — в ногах валяться, чтобы не губила кьёрда. Надеюсь, сердце у ведьмы не до конца прогнившее. Или князь Ритерх пожелает обзавестись столь редким зверем, и всё у моего малыша будет отлично.
— Счастливого пути, эсселин Сольвер. — Отделившись от команды старейшин, всегда державшихся вместе, Тригад приблизился к карете.
— А вам удачных поисков угодной вам императрицы.
Старейшина в ответ чуть слышно усмехнулся, отступил на шаг. Зачарованные животные принялись перебирать копытами, раскрывая свои белоснежные крылья, готовясь к тому, чтобы стартовать. Чиркнули по камню колёса экипажа.
Сейчас он унесёт меня от него далеко-далеко.
Зажмурилась, уговаривая себя больше не смотреть на замок. Не искать взглядом Скальде… Почувствовала, как на руках тревожно заворочался кьёрд, и снаружи послышались взволнованные возгласы. Поднялся ветер, нагоняя на ясное небо грозовые тучи. В одно мгновение они закрыли собою солнце.
— Что там происходит? — Мабли смотрела то в одно, то в другое окно. Леан тоже заёрзал.
Алианы, придворные дамы, хватаясь за свои высокие головные уборы, кренившиеся, словно мачты на кораблях во время шторма, поспешили в замок. Старейшины растерянно переглядывались. Их широкие, подбитые мехом плащи, развевались тёмными парусами. Громко заржали фальвы, яростно замолотили по земле копытами, словно пытались раздробить камень, превратив тот в крошево, и от этой какофонии звуков хотелось заткнуть уши.
Не успела так подумать, как сознание разлетелось вдребезги. Толкаемая в спину неведомой силой, приземлилась на дно кареты и сжалась в комок, оглушённая, парализованная нечеловеческим, выворачивающим наизнанку душу криком, поглотившим все остальные звуки.
Криком, доносившимся из императорского сада.
Кричали ари.
Глава 27
— Эррол Тригад, вы сами себе противоречите. — Не обращая внимания на то, что пожилой советник едва за ним поспевает, Скальде не изменял своей привычке: двигался стремительно и быстро.
— Мы ошиблись. С каждым может случиться, — со вздохом признал старейшина, стараясь приноровиться к широкому шагу тальдена.
Будущий император приближался к статуе, год назад являвшейся девушкой из плоти и крови.
Его женой. Его ари. Последними воспоминаниями которой стали брачный ритуал в храме Претёмной Праматери и ночь с мужем.
Лишившим алиану будущего.
Тальден неосознанно сжал кулаки, чувствуя, как кровь в жилах становится ядом. Как во рту появляется хорошо знакомый привкус горечи — горечи раскаянья, и к горлу подступает ком из желчи, которой отдавала его ненависть.
